Привычка убивать
Шрифт:
— Я за старшего остался, — доложил Ефим, явившись в комнату Толхаева в 16.40, после того как охотники покинули усадьбу. — Теперь я тут типа капитана. Если взять за основу, что тайга — это зеленое море, а усадьба — какой-никакой шлюп або челн утлый, то я вполне вписываюсь в амплуа капитана. А капитану положено спать, есть, и…
— На ч-ч-чем п-п-поехали? — живо поинтересовался больной, слабым жестом остановив распоясавшегося «домового».
— Как и планировали, на бандитском джипе, — сообщил Ефим. — Но это всего лишь умозаключение — свидетелем уезда не был. Ушли пешком, с припасами и оружием, «уазик» оставили во дворе. А спустя некоторое время из лесной глуши раздался слабый звук работающего двигателя. Затем
— Р-р-рот закр-рой!!! — шепотом рявкнул Толхаев. — Н-на! — и извлек из-под подушки смятый листок, на котором было начертано несколько строк. Говорить больному тяжело, потому готовился заранее: еще в обед, узнав от Ефима, что Соловей с подручным собрались на охоту, истребовал у домового листок с ручкой и с полчаса что-то писал.
— Чего это вы? — изменился в лице Ефим, прочитав неразборчивые каракули хозяина. — Да Соловей меня за такие шутки прибьет на месте! И оправданий слушать не станет. Я, между прочим, перед их убытием получил подробнейший инструктаж. Так что…
— Д-д-делай, я сказ-зал! — сердито прошипел Григорий Васильевич. — Д-д-делай!
Ефим растерянно покачал головой, еще раз пробежал взглядом по листу: «…Пиздуй домой. Возьми денег. Текилы. Побольше! Купи много всего вкусного. Много! Пиво — тоже. Чипсы и фисташки — особенно. Возьми мафон, диски, кассеты, журналы, одежду, белье, дезик, бритвенные, одеколон. Потом к Саранову едь — скажи, что я здесь. Рурику передай — порядок чтоб был, а то поубиваю, в задницу! Вперед…»
— Да как же… — проблеял несчастный Ефим, глубоко пожалев, что посвятил шефа во все подробности предстоящей охоты. Мог бы, например, не упоминать о том, что охотники решили использовать бандитский джип. — Да Соловей меня…
— Ч-час туда, — загнул палец Толхаев. — Ч-час там, — загнул второй. — Ч-час обратно, — загнул третий и показал своему «домовому» крепкий волосатый кулак. — Итого — ттри. Ч-чего б-бздишь? В в-восемь в-веч-черра б-будешь зздесь.
— Да Соловей же меня прибьет! — плаксиво крикнул Ефим. — Вы больной, нельзя вам нервничать…
— Ув-в-волю, п-падла! — торжественно пообещал Толха-ев, помахивая волосатым кулаком. — Т-ты ещ-ще з-здесь?! Ефим на несколько секунд застыл, уставившись на кулак хозяина и решая дилемму. Как любой здравомыслящий медикодипломированный индивид, он прекрасно понимал, что нарушать распоряжение грубого мужлана Соловья чревато для здоровья. Вобьет по самые плечи в землю и причин не спросит. Но! Но… Соловей ведь сам нарушил распоряжение Рудина. Прецедент, что называется. А шеф, чего доброго, осерчает и действительно уволит. С него станется.
— Ладно, — скорбно вздохнул Ефим. — Ради вас я на все готов. Рискую своим здоровьем, а то и самой жизнью — прошу помнить об этом! — и отправился выполнять поручение…
Чтобы добраться от ограждения учебного объекта до просторного ангара спорткомплекса, нужно прогуляться 350 метров по периметру, по засыпанной керамзитом дорожке. Если переться напрямки, через учебные классы и тренировочные площадки, возникнет ненужный ажиотаж, поскольку в Школе полагается воздавать директору почести не меньшие, нежели командиру дивизии в подчиненных частях.
Директор был скромен: он пружинистой походкой перемещался по дорожке, мимоходом осматривал свои владения и периодически бросал полные вожделения взгляды за сетчатый забор. Косяка давил, одним словом.
За забором рос густой кустарник, из прорешин которого зазывно плескала серебром изгибистая лента Москвы-реки. Сентябрь, первая половина, последние солнечные деньки дарят прощальную летнюю ласку. Сейчас бы перемахнуть через забор, вломиться в кусты и сигануть с обрывистого берега в ледяную воду. И погнать саженками до середки, взвизгивая от восторга, охлаждая разгоряченное тело, выгоняя лишний адреналин и сомнения последних дней. Директор был большой любитель побарахтаться в ледяной воде: зимой аккурат напротив того места, где он сейчас идет, долбили прорубь, дабы его сиятельство
Март с сожалением вздохнул и перестал коситься за забор. Нет, сегодня придется воздержаться. После купания в ледяной воде наступает состояние опьяняющего умиротворения, организм каждой клеточкой излучает покои и благодать. Ему же нужно быть предельно собранным — есть работенка, требующая максимального сосредоточения и полной отдачи сил.
Дотопав до спорткомплекса, Директор юркнул в раздевалку, чтобы не попасться на глаза занимавшимся в первом зале курсантам, и долго стоял под душем, гоняя попеременно горячую и холодную воду — пока волосы на мошонке не встопорщились, как кабанья щетина. Затем завернулся в банный халат и, аки полуденный ниндзя, не замеченный никем, прошмыгнул в административный корпус, на третьем этаже которого располагались его апартаменты.
— Не буду иметь ничего против, если кто-нибудь из вас сервирует мне завтрак, — обратился Март к двум скучавшим в приемной дамам и прошел в свой кабинет.
Кабинет представлял собой просторное помещение, на треть выпирающее ажурным эркером из торцевой стены стандартного по всем остальным позициям здания — переделывали по капризу Директора, возжелавшего иметь панорамный обзор.
Обстановка помещения особым изыском не отличалась. В дальнем углу — кожаный диван, ширма, два кресла и журнальный столик с графином «Меркурия». На выносе, на самом краю эркера — рабочий стол с компьютером и добротное офисное кресло из желтой кожи. Слева — вращающаяся этажерка с бумагами, справа — стеллаж с тремя десятками работающих мониторов, позволяющих Директору постоянно пребывать в курсе особенностей процесса обучения: видеокамерами оборудованы все учебные помещения, спорткомплекс и объект, на котором Март только что развлекался с ассистентами. Рядом со стеллажом — большой сейф, вправленный в стену. Завершающая деталь интерьера — безразмерный платяной шкаф. Маленькая слабость Директора к хорошей одежде с годами не улетучилась, а, наоборот, превратилась в какое-то подобие мании.
Март скинул халат и облачился в повседневную одежонку: накрахмаленная белоснежная сорочка с вензелем Версаче, скромный галстук за 80 баксов, широкие черные брюки, выглаженные до бритвенной остроты стрелок, и начищенные как зеркало остроносые туфли на тонкой кожаной подошве (хозяин кабинета принципиально презирал модные квадратные носки с выступающими рантами и вообще слыл приверженцем консервативного стиля).
Щелкнув простенькими серебряными запонками, прошелся туда-обратно перед висящим на стене зеркалом, придирчиво осмотрел себя со всех сторон и нажал на кнопку вызова.
Дверь послушно распахнулась, в кабинет въехал сервировочный столик, содержащий на двух стеклянных полках нехитрый завтрак: кофейник с ароматным «Мокко», запотевший кувшин апельсинового сока, сливки и тосты с красной икрой. Март придирчиво осмотрел сервировку, одобрительно угукнул и поднял глаза на средство доставки. Да, уважаемый читатель: столик-то ведь не сам по себе приехал, его прикатила секретарь-референт Сашенька — молодая пригожая особа «Абордажного» стандарта.
Сашенька прикрыла дверь, утолкала столик в угол и несколько мгновений изучающе смотрела на шефа, пытаясь уловить нюансы его сиюминутного состояния. Наадреналинен, ноздри хищно вздрагивают, ходит взад-вперед, смотрит как взбесившийся гамадрил, по какому-то недоразумению проспавший сезон спаривания (для тех, кто не в курсе, — это такая волосатая обезьяна с большущим… эмм… с большущим запасом гормонов). В общем, состояние понятное и более-менее стабильное. Защелкнув дверь на замок, Сашенька подошла к журнальному столику, присела попкой на краешек, для удобства задрав юбку, и принялась неспешно расстегивать блузку.