Приятели

Ромэн Жюль

Но все это вздор! Все это детская игра! Вы воскресили Чистое Действие. От сотворения мира — вы видите, я говорю не о вчерашнем дне — больше не было Чистого Действия. Шумно царила деятельность, его ублюдок… Вы воскресили Чистое Действие. Александр, Аттила, Наполеон, быть может, и другие пытались это сделать до вас, но у них не было последовательности,

не было ясного понимания, я бы сказал даже — не было способностей. И так как сотворение мира с каждым днем представляется нам все менее правдоподобным, я задаю себе вопрос: что если, не довольствуясь тем, чтобы воскрешать традицию, вы сами вдруг положили ей начало?

Ах, господа, сколь вы утешительны! Человеческая суета всегда удручала мудрецов; и все они старались изобличить тщету тех целей, к которым с таким неистовством стремятся люди. Но мудрецы былых времен могли обращать свои взоры к богу. И вот в тот миг, когда человеческое безумие доходит до предела, когда человеческая возня становится все быстрее и все бессмысленнее, мы перестаем верить в единственное существо, которое не является жертвою своего же дела. Хвала вам за то, что вы возвращаете нам ясность и оптимизм!

Вы бесстыдно насладились действительно существующим. То, что для людей и важно и священно, вы превратили в предмет удовольствия, искромсали для игры. Вы без всякого основания совершили ряд бескорыстных действий. Вы установили между вещами такие соотношения, какие вам нравились. Природе вы преподали законы, и такие временные!

Чистое Действие! Чистый Произвол! Нет ничего свободнее вас! Вы не подчиняетесь ничему решительно, даже собственным своим целям. И тем не менее, вы не действуете наперекор судьбе. Она таинственно согласуется с вашими прихотями. Напоминать ли мне вам о предсказаниях моего медноногого сомнамбула? Напоминать ли мне о скромном оракуле «Боттэна?»

Но я перечислил еще не все ваши атрибуты. С сегодняшнего вечера вы обладаете еще и Высшим Единством. Оно создавалось медленно. Я следил за тем,

как оно вынашивалось. Сегодня вечером вы — единый бог в семи лицах, нечего это скрывать.

Это — положение совершенно исключительное. Поднимите голову, господа, как поднимаю я, рискуя утратить устойчивость, которую поддерживал с трудом. Взгляните на то, что окружает вас со всех сторон, на лес, на землю, на звезды. Взгляните на то, что — не вы!

Ветра не было; листья не шевелились; очаг в доме умер. Все уничтожалось в волшебном безмолвии.

Даже звезды были только пиршественным светом.

— Где найти сегодня ночью что-либо, равноценное вам? От паров туманности до грез солдата, от марсианского моря до толкотни Уолл-Стрита — где бог-соперник? Пейте, смейтесь с миром! Никто не оспаривает у вас владычества.

И не говорите мне: «А завтра?» Если вы говорите о будущем, значит, вы существуете не полно, значит вам чего-то не достает. Но прочь оскорбительное предположение! Разве есть для бога длящаяся вечность?

Итак, приветствую тебя, единый бог, семью твоими именами — Омер, Ламандэн, Брудье, Бенэн, Мартэн, Юшон, Лесюер.

И я поднимаю бокал…

Но он поднял его таким неуверенным движением, что весь шипучий Сен-Перэ пролился на голову Лесюеру, который стал отряхиваться, чихая, как пудель, окаченный водой.

Ламандэн, сидевший напротив, принялся хохотать и кивать носом сверху вниз.

Захохотал Юшон, потом Брудье, потом Омер, потом Мартэн.

И сам Бенэн захохотал так, что у него слюна текла в бокал [14] .

14

Повесть «Доногоо-Тонка, или Чудеса науки» и комедия «Господин Ле-Труадек, предавшийся распутству» являются продолжением «Приятелей».