Приятельница мадам Мегрэ
Шрифт:
Мегрэ едва удержался, чтобы не прошептать: «Пой, птичка, пой!»
И только взглянул, усмехнувшись, на молодого адвоката. Лиотар не думал того, что говорил, — ни одной минуты. У него просто была такая установка. На каждом допросе он что-нибудь да изобретал, выдвигая ничтожные или экстравагантные, но всегда безосновательные претензии.
— Никакими правилами не запрещено присутствие офицера уголовной полиции во время допроса. Если соблаговолите, мы вернемся к тому, о чем говорили.
Доссен и сам не меньше адвоката был смущен присутствием
— Я спрашивал вас, господин Стёвельс, покупаете ли вы готовые костюмы или шьете их у портного.
— По-разному, это зависит от обстоятельств, — подумав минуту, ответил подследственный.
— Каких именно?
— Мне совершенно не важно, во что я одет. Когда мне бывает нужен костюм, случается, что я покупаю готовый, но и на заказ шить тоже приходилось.
— У какого портного?
— Много лет назад у меня был костюм, сшитый соседом, польским евреем, который с тех пор куда-то исчез. Думаю, в Америку уехал.
— Это был синий костюм?
— Нет, серый.
— И долго вы его носили?
— Года два или три, я уж теперь не помню.
— А ваш синий костюм?
— Я лет десять не покупал синего костюма.
— Соседи тем не менее видели вас недавно в синем костюме.
— Должно быть, спутали плащ с костюмом.
Дома у Стёвельса действительно был найден темно-синий плащ.
— Когда вы купили этот плащ?
— Прошлой зимой.
— Но ведь маловероятно, не так ли, что вы купили синий плащ, имея только коричневый костюм? Эти два цвета не очень-то сочетаются.
— Я за модой не гонюсь.
Все это время господин Филипп Лиотар смотрел на Мегрэ с вызовом, не отводя от него глаз, словно хотел загипнотизировать. Потом, будто работая на публику и стремясь произвести впечатление на присяжных заседателей, он с саркастической улыбкой пожал плечами.
— Почему вы не признаете, что костюм, найденный у вас в шкафу, принадлежит вам?
— Потому что он мне не принадлежит.
— Как же вы объясните тот факт, что его вам туда подложили, если из дома вы, можно сказать, не выходите, а пройти к вам в спальню можно только через мастерскую?
— Никак не объясню.
— Давайте говорить разумно, господин Стёвельс.
Ловушки я вам не расставляю. Мы уже по крайней мере в третий раз возвращаемся к этому сюжету. Если вам верить, так некто тайком от вас проник в ваш дом и принес два человеческих зуба, чтобы подложить их в печку. Заметьте, этот кто-то выбрал именно тот день, когда вашей жены не было дома, а чтобы ее не оказалось дома, кому-то пришлось съездить в Конкарно — или послать туда приятеля — и отправить телеграмму с сообщением о болезни матери. Погодите! Это еще не все.
Вы не только были дома в одиночестве, чего почти не случается, но еще и устроили такой огонь в тот день и на следующий, что вам пришлось несколько раз выносить ведро с золой на помойку. На этот счет у нас есть свидетельство мадам Салазар, у которой нет оснований говорить неправду и которая из своей сторожки отлично видит, кто и когда приходит и уходит. В пятницу вы пять раз пропутешествовали мимо нее, и каждый раз у вас было по полному ведру золы. Она подумала, что вы делали капитальную уборку и жгли ненужные бумаги.
У нас есть еще одно свидетельство — мадемуазель Беген, живущей на последнем этаже. Она утверждает, что дым из вашей трубы шел беспрерывно все воскресенье. Она уточняет, что дым был черного цвета. Она в какой-то момент открыла свое окно и почувствовала очень неприятный запах.
— Разве не слывет шестидесятивосьмилетняя Беген блаженной в своем квартале? — перебил Доссена адвокат, раздавливая в пепельнице сигарету и беря новую из серебряного портсигара. — Позвольте также заметить, что метеорологические сводки за пятнадцатое, шестнадцатое, семнадцатое и восемнадцатое февраля свидетельствуют, что температура воздуха в Париже и пригородах была для этого времени ненормально низкой.
— Но это никак не объясняет наличия зубов в печке. И не объясняет того, что в шкафу оказался синий костюм, и тем более не объясняет того факта, что на нем обнаружены пятна крови.
— Вы обвиняете, это ваша задача — найти доказательства. Но вы ведь не можете даже доказать, что этот костюм действительно принадлежит моему клиенту.
— Позвольте мне задать один вопрос, господин следователь?
Доссен повернулся к адвокату, — тот не успел запротестовать, а Мегрэ, обратившись к фламандцу, уже задавал свой вопрос:
— Когда вы впервые услышали о господине Филиппе Лиотаре?
Адвокат встал, чтобы возразить, но Мегрэ бесстрастно продолжал:
— Когда я заканчивал допрос в вечер ареста, а точнее, уже под утро следующего дня, я спросил вас, хотите ли вы иметь адвоката; вы ответили утвердительно и назвали господина Лиотара.
— Неотъемлемое право арестованного — выбрать того адвоката, который ему нравится, и, если этот вопрос возникнет еще раз, я вынужден буду обратиться в Коллегию адвокатов.
— Обращайтесь сколько угодно! Стёвельс, я вас спрашиваю. Вы не ответили. Не было бы ничего удивительного, если бы вы назвали имя известного адвоката, но ведь это не тот случай. В моем кабинете вы не открыли ни одного справочника, никого ни о чем не спрашивали, мэтр Лиотар в вашем квартале не живет. Я уверен, что еще три недели назад имя его в газетах не упоминалось.
— Я протестую.
— Ради Бога. Что же до вас, Стёвельс, то скажите, пожалуйста, слышали ли вы до утра двадцать первого, то есть до визита к вам моего инспектора, о существовании господина Лиотара? Если да, то скажите, где и когда.
— Не отвечайте.
Фламандец раздумывал, ссутулившись, рассматривал Мегрэ сквозь толстые стекла своих очков.
— Вы отказываетесь отвечать? Хорошо. Я задам другой вопрос. Звонили ли вам того же двадцать первого числа после полудня и называли ли имя Лиотара?