Приятно познакомиться
Шрифт:
Но до конфликта дело доходило редко. Обычно прапорщик Галыбко и старшина Ефремов сидели рядышком в стеклянной будке пропускного пункта РУВД на стульях со спинками и разговаривали, через каждые несколько минут разговора не сходясь во мнении и от этого привычно возбуждаясь.
Например, разговор касался насущных политических проблем. Старшина Ефремов по обыкновению мрачно говорил, покачивая на коленях автомат.
— Вот взять нашего президента. Он хороший президент, ничего против него не имею. Но почему же он никак не разгонит эту голубую эстрадную шарашку?
— Какую шарашку? — переспрашивал Галыбко улыбаясь, потому что слово «шарашка» показалось ему
— А такую, — пояснял Ефремов. — Моисеевых всяких, Трубачей. И других этих самых, гомо…
— Гомосексуалистов, — подсказал Галыбко.
— Ага, — хмуро кивнул Ефремов. — Пидоров, по-русски говоря. Нет, как ты себе представляешь, а? Ведь у этих утконосов тоже охрана своя есть. Представляешь, пидора охранять?! А?! Нормальные мужики берегут пидараса от других пидарасов, чтобы те пидарасы на концерте от избытка чувств этого пидараса на лоскуты не порвали. И все делают вид, что так и надо.
— Мода! — хохотнув, высказался Галыбко.
— Да какая, на хрен, мода! — разозлился старшина. — Это заговор, понял? Вот смотри.
Ефремов спустил с колен автомат и прислонил его к стене. Затем принялся ожесточенно жестикулировать.
— Вот смотри. Которые пидарасы, они с бабами не могут. Так? А в стране нашей сейчас что?
— Сентябрь, — подумав, проговорил прапорщик.
— Демогра… демографический кризис, дурак! — сильно возвысив голос, выговорил Ефремов. — Это когда населения не хватает! Я по телевизору вчера передачу смотрел, там ведущий прямо так и сказал — вымрем скоро, братцы, как мамонты. А все почему?
— Хрен его знает, — беспечно ответил Галыбко и пожал плечами, демонстрируя полное равнодушие к серьезной проблеме демографического кризиса в России.
— А-а! — поднял вверх корявый указательный палец Ефремов. — Вот ты не задумываешься, и никто не задумывается. А между тем я понял, в чем причина кризиса! Я после той передачи переключил на другой канал — а там «голубая луна, голубая луна…». Вот сразу мне все и стало ясно. Если половина страны — пидарасы, а вторая половина — бабы, то откуда тогда детям взяться?
— Ну, ты что-то хватил, — благодушно возражал Галыбко, — неужто в России мужиков не осталось? Неужто все пидоры?
— Ну, не все, — неохотно уступил Ефремов. — Но много. А настоящие мужики, которые детей клепать могут… Вот ты, например. Сколько у тебя детей?
— Один, — похвастал Галыбко. — Пацан.
— Один. А у меня трое гавриков растут. И все жрать просят и штаны в школе рвут по паре в неделю. Я и то — не против, вырастут скоро, зарабатывать будут, помогать. Я и жене говорю ночью после той передачи — давай, мол… это самое. А она ни в какую. Устала, говорит. Если еще один спиногрыз получится, говорит, руки на себя наложу. Сил никаких нет. На трех работах пашу, да еще и на дом беру. Сначала, говорит, тебе — это мне то есть — дом надо построить или дерево посадить. А ты, говорит, на даче два года не был, не то что дерево, помидоры как полоть — не знаешь. А квартира, в которой живешь, говорит, от моих родителей досталась. А ты даже на полуторку заработать не можешь в своей милиции, говорит. Ну и все такое. Я ей — ты что, дура, демографический кризис в стране полыхает, а ты жмешься! Куда там! Разошлась так, что соседи по трубам стучать стали. А ты говоришь. У этого Моисеева, может быть, две сотни тонн баксов на ежедневные расходы, а у меня зарплата — три штуки деревянных. А кто, спрашивается, страну от кризиса спасать будет? Я или он? Где справедливость? А пока справедливости не будет, кризис не закончится. Понял теперь, почему я о заговоре базарю?
— Понял, — зевнув, ответил Галыбко, — слушай, я хохму вспомнил. Настоящий мужчина должен в своей жизни посадить печень, вырастить брюхо и построить тещу. Ха-ха.
— Тьфу! — символически сплюнул Ефремов. — Я тебе серьезные вещи говорю, а ты опять со своими смехуечками.
— А ты со своим нытьем, — парировал Галыбко, — я тебе Бот что скажу. Демографический кризис из-за таких, как ты, происходит. Всякие чудики по телевизору для того и кривляются, чтобы своим поведением страсти разжигать у нормальных людей. Посмотришь вечером ящик, позлишься, напряжение скинешь. И уже не хочется с женой ругаться или там… бить ее. Хочется другого. Я, например, пацана своего два года зачинал — все никак не получалось, потому что жена моя, Анька, была того, слишком скованная. Она даже после свадьбы мне не очень-то и давала. А как-то мы на концерт Петросяна сходили, она домой пришла веселая, расслабилась — тут-то я ей и влупил. Так и Васька у нас получился.
— Да ну тебя! — всерьез разозлился Ефремов. — Разговаривать с тобой… — И старшина хотел добавить что-то еще, но тут снабженная могучей пружиной дверь в помещение РУВД с натужным скрипением отворилась, и на пороге возник старший лейтенант Елин, которого за мясистые, похожие на березовый гриб-паразит губы и за многократно превышающий размеры среднестатистического человеческого кулака нос прозвали Холодец.
— Мужики! — наклонившись к окошку пропускной кабинки, начал Холодец. — Такое дело. Сейчас одного хрена повязали, требуется ваша помощь, чтобы его до «обезьянника» дотащить.
Ефремов посмотрел на Галыбко, и Галыбко посмотрел на Ефремова. Ни тому, ни другому перспектива волочить задержанного в «обезьянник» не улыбалась.
— Испачкаешься еще, — сказал Ефремов, обращаясь к прапорщику. — Он, наверное, пьяный.
— Или обкуренный, — сообщил Холодец. — Ни черта не соображает. Нам при задержании пришлось его вырубить Демократизатором по башке, так он еще в себя не пришел. Помогите, мужики, — попросил он, безуспешно пытаясь просунуть чудовищный нос в окошко. — Я один не управлюсь, а напарник мой руку в спортзале потянул, он тоже не может. А водила вообще мудак. Говорит, я, кроме того, что баранку крутить, ни на что другое не подписывался. Ефремов тяжело вздохнул.
— А ты задержанного демократизатором по жопе, — посоветовал он Елину. — Сам побежит.
— Да не побежит он! Я же говорю — он еще в отключке. А сам тяжелый, гад.
— Ну ладно, — хмыкнул Галыбко и поднялся со стула. — Надо помочь, никуда не денешься. Много хоть у него из карманов нападало?
— Да нет у него карманов, — с досадой поморщился Холодец. — Он в женскую ночную рубашку одет. Розовую.
— Ночную рубашку? — удивился Ефремов.
— Розовую, женскую, — подтвердил Елин, — Больше никакой одежды нет. Даже трусов.
— Та-ак, — протянул старшина. — О чем я и говорил. Расплодилось пидарасов. Мало того что их по ящику каждый день показывают, мало того что их почитают, как героев России и даже больше, так еще их и на себе таскать?! Как хотите, а я не пойду.
Проговорив это, Ефремов поерзал на стуле, как бы устраиваясь поудобнее, скрестил на груди руки и с деланно равнодушным видом стал смотреть через пыльное зарешеченное окно на патрульных, уныло курящих возле крыльца в ожидании сменщиков.
— Может, он не из этих, — предположил Елин, — может, он просто псих. А говорят, старшего сына нашего полковника Ухова видели в ночном клубе «Звездное небо» в компании как раз таких, нетрадиционных.