Приют души
Шрифт:
Домишко
Чудом держится домишко,
Из последних сил стоит.
Ветер хлопает бельишком,
И в окошке свет горит…
Провалилась крыша слишком,
Стены в доме повело,
Но лежат рядком дровишки:
Видно – топят, и тепло…
Пёс в коморке возле дома,
Отлежится – и во двор.
Обежит забор знакомый –
Устрашится всякий вор.
На забор без
Доски рубят, в печке жгут.
…Разве жить сюда заманишь?
Но, как видите, живут.
Заменили стёкла плёнкой…
…Пусть не верит и не ждёт,
Но стоит-живёт избёнка…
Чьи-то души бережёт…
Старый сад
Заросший, словно дед щетиной,
Живёт суровый, старый сад.
Во мхах, чащобах, паутинах,
Он самому себе не рад.
В нём что ни куст – то зверь косматый.
Деревья хворые скрипят.
Не оживляет снега вата,
Не красит осени наряд.
Живёт, и сам себя не слышит.
Давно тропинки заросли.
Строений непонятных крыши
Уже прогнулись до земли.
…Однажды яркий свет вечерний
Прошёл сквозь ветки и листву,
Нашёл скамейку и качели,
Беседку, как по волшебству…
И расцвели воспоминанья!
Теперь в заветный тёплый час,
В лучах любви, тепла, вниманья,
Сад оживает каждый раз.
Бабка
На больничной койке – бабка тощая.
Что сухая веточка – рука…
В чём и держится душа?
Живые мощи…
Но – синющие глаза из-под платка.
– Выгнала давно я мужа-пьяницу,
Четверых детишек подняла.
Вволю довелось хлебнуть – намаяться,
Дал Господь – здоровою была.
Попустил – пришла болезнь-захватчица,
Видишь – руки плетями висят…
Не дают с внучатками понянчиться…
– Сколько лет Вам?
Улыбнулась:
– Пятьдесят.
Женщина
Она вошла легко, непринужденно,
Как эвенкийка в стойбище свое,
По сторонам не глядя удивленно,
Как будто знала –
Все здесь – для нее.
Ее приход не отмечали пышно.
Но сразу понял каждый старожил,
Что до неё, неброской и неслышной,
Никто по-настоящему не жил.
Там, где мама
Неумолчный шум больницы,
Шорох вьюги за окном…
Безмятежно сыну спится:
Там, где мама – там и дом.
Дочка спит
Зимний вечер в ночь уходит,
Иней
В небе месяц на исходе…
Баю, маленькая, спи…
Ночь густеет за окном.
Темноты боялась, помню,
Но теперь наш старый дом
Светом нежности наполнен.
Дочь в кроватку уложу.
Пусть малышке сладко спится…
И.… боюсь, пока иду:
Вдруг да скрипнет половица…
Заболел
Дома скучно, серо, пыльно.
Опустел. В больнице – сын.
Говорит: «Тоскую сильно,
Я лежу почти один».
Дом, работа и больница…
Я мечусь туда, сюда…
Как ему там естся, спится?
Врач подходит иногда?
Был бы хоть диагноз точен,
Потерпеть хватило сил –
Исскучались очень-очень…
Вот уж август наступил…
…Замер, худ, в трико и тапках
У дождливого стекла.
Так схватила бы в охапку
И домой уволокла…
Маме
Непониманьем опечалена,
С тобою спорила отчаянно.
Порою – из упрямства лишь.
С тех пор десятки лет отмерены,
И жизнью собственной проверено:
Всё – правда, всё, что говоришь.
Разлуки, встречи, расставания…
Но в письмах, шьющих расстояния,
Ко всем неясностям ключи.
Тебе, как эхо, отвечаю я,
И одного боюсь отчаянно:
Я позову, а ты – молчишь…
Уходишь
Сплю я – в ритме скупого дыхания.
Тормошу уговорами сердце.
Только склонно оно к затиханию.
Ты уходишь. Уходишь! Не верится.
Негодует земное сознание.
А душа лишь вздыхает прерывисто.
Было ей лучезарное знание,
Быстротечней синичьего высвиста.
Было ей голубое видение.
Пусть сознание с тенью сражается,
Но душа вобрала убеждение:
Жизнь и там, за чертой, продолжается.
Меж тобою и мной
Меж тобою и мной
Связи – не оборваться.
Но из жизни земной
Мне тебя – не дозваться.
Под ресницами око
Бездонно и глухо.
Ты витаешь далеко
От зренья и слуха.
Но во сне невесомой,
Беспечной привиделась.
…Наступило свинцовое
Утро.
Надвинулось,
Наклонилось оно,
Задохнулось,
Слезами ответило…
…И сиротства клеймо