Приют изгоев
Шрифт:
Два первых раза задержания у Аподиса были за азартные игры, хотя азартные игры в Таласе вообще-то преступлением не являются. Аподис ухитрился угодить в два единственных исключения.
Первый раз он попался на игре, когда ему еще не исполнилось двенадцати, а малолеткам закон играть запрещает. Его отец тогда заплатил большой штраф, высек правонарушителя так, что тот потом неделю не мог сидеть, и послал теребить ушки, чтобы отработать деньги, потраченные на штраф. Пожалуй, наука не пошла Аподису на пользу. Играть он продолжал, а заодно занимался и мелким надувательством окружающих. Да и грех было пацану не играть и не мошенничать, если с одного перелиста колоды он мог запомнить мельчайшие погрехи на узоре рубашки каждой карты, и стоило сыграть ими кон – знал, у кого какая карта на руках; если он запоминал, сколько раз за кон выпадает какая комбинация в кости, и в уме мог угадать,
Аподис вообще мог запоминать все, что запомнить хотел. И запоминал много и успешно. Именно благодаря своему редкому дару после ушек Аподис, по рекомендации местного учителя, которого охотно поддержала община, чуть не сплошь состоящая из облапошенных Аподисом мужиков, весьма довольных избавиться от коварного искусителя и опустошителя их кошельков – пусть чистит карманы на стороне, чем дурить односельчан – был направлен в Университет на казенный кошт. Учился с блеском, охотно посещал все возможные факультативы и проявил такую жажду к знаниям и успехи, что даже умудрился получать стипендию от Совета Гильдеров. Но неуемность его проявлялась не только в учении, но и во всем другом. Община не просчиталась. Раз вкусив запретного плода, Аподис продолжал его вкушать и к своим стипендиям успешно прибавлял стипендии своих однокашников. Что не могло долго оставаться тайной для университетского начальства.
Первое предупреждение у него уже было, и поэтому очень неосторожно с его стороны было продолжать играть в Университете. Его, разумеется, скоро выловили. Неведомо, то ли просто стараниями той самой строгой дамы, проявлявшей в соблюдении правил и установлений неустанное рвение, то ли кто-то ей в этом помог, но по прошествии года Аподис получил второе предупреждение. И дама тогда проявила неслыханную для нее снисходительность к талантливому студиозусу, ограничившись лишь предупреждением и не став заявлять в полицию. Имея два предупреждения, он должен был бы сидеть ниже травы, потому что таким личностям уделяется повышенное внимание, о чем был специально предупрежден. Однако Аподис не внял и затеял очередную аферу – организовал самый настоящий подпольный игорный дом с рулеткой и всем чем положено, но за ним уже следили и однажды загребли на месте преступления с полным набором улик. На сей раз приговор был обычен и строг – три года за Столбами.
Но и тут Аподиса выручил его дар.
Он оттрубил полгода, и что с ним происходило за Столбами вспоминать и рассказывать не любил, после чего его – предварительно кое-что объяснив и поставив некоторые, довольно жесткие, условия – изъял с каторги лично адмирал Ариетис, который был совершенно уверен, что лучшей кандидатуры для проведения той самой тайной миссии в Империи, к которой его сейчас готовил Менкар, не найти.
Менкар был в отношении своего ученика и будущего напарника более скептичен. Его особенно не ставили в известность о миссии Аподиса – хотя он ведь и сам не дурак, догадывался – но, по его мнению, таласары вообще были мало пригодны к жизни в Империи – слишком различались здесь и наверху обычаи и привычки. Впрочем, всему этому можно научить, но кроме верховой езды оставалась еще одна не менее важная проблема, связанная с образом жизни таласар.
Краевики любили хвастать, что за двадцать шагов могут отличить рыбоеда от любого нормального человека – по запаху. И верно, когда он еще мальчишкой шатался по фортам и заводил знакомства среди таласских купцов, то обращал внимание на густой, неприятный с непривычки запах – запах пота, стоявший в таласских подворьях; и Менкар помнил, как объяснял ему этот запах двоюродный дядька: это потому, что они все время рыбу едят. Так что с тех пор, как он согласился выполнить задание адмирала, Менкар совершенно исключил из питания те продукты, которых не ели наверху. В результате этого Менкар в последние недели был вечно голоден, но несмотря на это, обычно не спешил к трапезе – овощная диета уже сидела у него в печенках. Но что поделать, раз он сам на ней настаивал. Обычно пищей его и Аподиса были только хлеб, овощи да молоко; от таласской свинины пришлось отказаться – местная свинина, выкормленная здешними кормами, сама мало чем от этих кормов отличалась. Просить же, чтобы им на бифштексы забили одну из немногих дойных коров, у Менкара не поворачивался язык, а делать вылазки на Стену с целью разнообразить свой рацион охотой не было времени. Ничего, пару недель можно было и попоститься. К тому же пост был не таким уж строгим: Менкар все же умудрился пару раз выбраться
Для тех же целей – потом выгнать из-под кожи все остатки рыбного запаха – служила и ежевечерняя баня. И по этой же самой причине Менкар и Аподис несколько раз посещали местные бордели – каждый раз разные, – хоть как-то совмещая полезное с приятным. Хорошим индикатором того, что успеха в этом мероприятии Менкар достиг, являлось то, что окрестные собаки не упускали случая облаять их, когда они проходили мимо, а собак с их нюхом не проведешь.
Так что сейчас, к исходу срока подготовки, Менкар был уверен, что сделал все для того, чтобы его будущего напарника, да и его самого, не загребли на первой же заставе, и обучил его всему, чему только мог – кроме разве что приличной езды на коро… на лошади.
Оставалось только ждать от Волантиса известия о том, что на Краю Земли сошел снег…
– А знаешь, на лошади, по-моему, ездить удобней,. – поделился Аподис после первого дня путешествия.
Менкар усмехнулся и не ответил, он пощадил Аподиса – первый переход был совсем небольшим; Аподис даже не успел начать уставать. Они ехали хвойным лесом, таласар молча восхищался деревьями; Менкар оценивающе посматривал на него. Как всадник Аподис был вполне сносен, однако ж на краевика походил мало. Чего-то ему не хватало, и Менкар никак не мог понять – чего именно.
Они выходили на Край порознь. Сначала наверх поднялся Менкар: он мог показаться на глаза своим родичам, он был свой, он без труда мог добыть трех лошадей и необходимое снаряжение для путешествия в Столицу. С Аподисом они встретились несколькими днями позже в условленном месте. Тот был несколько возбужден; Менкару его нервозность не понравилась; однако едва они тронулись в дорогу, таласар стал спокойнее.
Еще не начало чернеть небо, а суп с солониной и крупой был уже почти готов. Менкар сидел у костра, разбирая припасы к ужину. Аподис бродил по леску, бестолково таская к огню сухостой; он относился к деревьям с ненужным почтением. Когда Менкару наконец надоело его не приносящее практических плодов шатание, он взял топорик и подрубил корни полувывороченной зимним ураганом тонкой, толщиной с руку, сосенки. Приволок деревце к костру, потом занялся приготовлением постели из сосновых лапок.
Спать устроились рано, но заснули не сразу; еще долго лежали, завернувшись в зимние меховые плащи, смотрели на небо и перебрасывались ничего не значащими фразами. Менкару, например, пришлось согласиться, что такой собачьей холодины в Таласе не бывает, тем не менее он добавил, что «здешний морозец бодрит, а в вашем проклятом тумане только раскисаешь…» Аподис с ним согласился и признал, что луна здесь, на Краю Земли, выглядит куда внушительнее, чем в Таласе, да и звезды много ярче. А Млечный Путь, добавил он зачем-то, который таласары называют Небесными Отмелями, в древней Плейоне называли «арканастрас», что означает «радуга звезд», на что Менкар ответил, что по-товьярски «арканастр» значит «великий аркан», то есть «философский камень». Надо же, лениво удивился Аподис, а Менкар, помолчав, спросил, .видел ли он мудреца Арканастра? Аподис ответил, что нет. «А я видел, – сказал Менкар, – и по-моему, никакой он не мудрец, а нормальный мужик». Надо же, опять не особо удивился Аподис, и Менкар начал рассказывать, как, когда он в последний раз плыл на плоту, к ним подсел какой-то старик, здоровый такой, как Волантис, только старый и в очках, и все как-то сторонились его, а когда он спросил почему, Канис ответил, что это же сам Арканастр, а он подумал, ну и что, что Арканастр, какой такой Арканастр? – и подсел к нему, а тот налил ему какого-то крепкого пойла, и они трепались, пока он, Менкар, не заснул, а утром… Что там было утром, Аподис не узнал, потому что заснул сам.
Утром снова двинулись вперед; после полудня остановились на полчаса перекусить, потом двинулись дальше по извилистым горным тропам. К вечеру выехали на пустынную, но хорошо наезженную дорогу. Они проехали по ней несколько миль, пока не оказались у специально оборудованного ночлега – этакого сарая, при котором под навесом была сложена поленница и стояла уже порядком потощавшая копенка для лошадей.
Уставший Аподис на сей раз заснул раньше, чем Менкар успел сварить кашу, – взял в руку лепешку с куском мяса, куснул пару раз, пожевал утомленно, да так и отключился от действительности с недоедком, зажатым в кулаке. Когда каша была готова, Менкар попробовал растолкать его, ничего не добился, съел свою порцию, подождал, пока в котелке-закипит вода для травяного чая, потом вдумчиво его пил, пока не вспотел, а затем снова попробовал разбудить Аподиса.