Приют изгоев
Шрифт:
Полковник поручил оставшуюся часть пополнения на попечение старому инвалиду и удалился, ведя с майором неспешную беседу о недавней охоте. Тот, кое-как выстроив остаток новоприбывших, повел их в деревянные казармы.
Сотник вскоре вернулся с бумагами своих новобранцев. Завидев начальство, писарь заорал: «Стройся, стройся, дубины деревенские!», но сотник, не обратив внимания на прочих, сразу же подошел к привычно вытянувшемуся Батену, прочел:
– «Батен Кайтос из Шеата, бывший поручик Левого Уланского Императорского Полка. Разжалован в солдаты и сослан за вызов на дуэль старшего по чину…» Ты?
Батен четко ответил: «Так точно» и подумал с тоской: «Сейчас начнется…»
– Ай-ай-ай, значит, чинов не почитаем? –
Батен продолжал стоять с каменным лицом.
– Ну что ж, – констатировал сотник, складывая бумагу. – Добро пожаловать на Край Земли, господин бывший поручик!
Батен продолжал стоять не шелохнувшись, а к сердцу подступило тревожное ощущение – предчувствие большой беды и бессильной безнадежности.
Точно как тогда…
…Он вспомнил тоскливый взгляд жены, когда она, едва узнав о случившемся, прибежала к нему на гауптвахту и умолила начальника караула на не предусмотренное уставом свидание, вспомнил темное лицо тещи, которая мрачной тенью стояла за спиной жены и смотрела на него, совершенно по-бабьи прижав сухую ладонь к щеке. Вспомнил, как она, прощаясь, сказала негромко:
– Ты уж не обессудь, зятек дорогой, но я Альрише другого мужа подыскивать буду. Разжалованный да сосланный на Край Земли – все равно что мертвец, а мы с ней теперь считай что одни на свете, одним нам разве что в нищенки подаваться…
Он тогда ответил помертвевшими губами: «Да, пусть выходит замуж», и подмахнул подсунутый тещей документ, дававший разрешение на развод его жене Альрише, дочери Альфарга из Мира-ха. Подумав, на обороте бумаги он написал распоряжение управляющему Шеатом, предписывающее все доходы с деревеньки отправлять госпоже Альрише. Невелики доходы с Шеата, так ведь и от Мираха тоже прибыли мало, немножечко да еще немножечко – будет на что прожить двум дворянкам.
Старик-солдат по дороге сюда рассказывал, как здесь любят бла-ародных – над кем еще можно всласть поиздеваться, как не над разжалованным и сосланным офицером? Самые опасные и грязные работы – в первую очередь, поощрения и увольнительные – в последнюю. Офицеры здесь почти все местные, из краевиков, столичных щеголей не любят, а честь дворянскую понимают по-своему. Была бы еще война или на худой конец стычки с контрабандистами – так нет же, все тихо на Краю Земли. Контрабандисты обмельчали, сторожевые обленились. Выслужиться хотя бы до унтер-офицерского чина здесь невозможно – разве Богов молить, чтобы полк послали куда-нибудь в Лесное Пограничье живого дела попробовать.
Застава, куда они прибыли через два дня и где Батену предстояло провести остаток своей жизни – он что-то не слышал, чтобы хоть кто-то из разжалованных офицеров возвращался с Края Земли, – располагалась милях в сорока на северо-восток от форта. И никакой Ограды здесь не было. Ограда оказалась обыкновенным очковтирательством; она существовала лишь в виде отдельных и относительно коротких отрезков возле фортов. Здесь же, вдали от фортов, а значит, и от бдительного ока нечастых инспекций, не было ничего, кроме лугов, редких кривых деревьев и стелющегося по Краю Земли до самого Обрыва кустарника. Правда, в иных местах, если приглядеться, видны еще были остатки Ограды – торчащие из травы истлевшие пеньки, – все, что осталось от легендарных времен.
Да и сама застава оказалась обыкновенной деревней, каких много в юго-восточных нагорьях – с добротными избами, где жили семейные офицеры, с домами попроще, где жил прочий краевой люд, с огородами, заботливо обсаженными вишневыми рощицами, чтобы не зародился случайно овраг да не унес вниз изрядный кусок земли, жирной и тучной на удивление. Отличали заставу от прочих деревень разве что несколько казенного типа зданий, стоящих ближе всего к Обрыву, – две казармы; но для нынешнего гарнизона и одной было более чем достаточно, так что вторую,
Край Земли оказался совсем не таким, как о нем писалось в книгах. Бездна была, но ее не ощущалось: стоя на гребне Обрыва, Батен видел только небо – бескрайнее, не ограниченное полосой горизонта, ярко-синее в зените и белесовато-голубое ниже. С опаской подползая к краю Обрыва, Батен смотрел вниз, туда, где далеко внизу виднелись какие-то черточки, плывущие по сизоватому небу, и догадывался, что черточки – это лодки, а пятнистое, с некоторой прозеленью, небо – это море Таласион из древних сказок, которое сейчас называлось Потаенным или Великим Океаном.
– Ты не очень-то там ползай, – услышал он однажды у себя за спиной голос. – Упадешь, так пока до дна долетишь – состаришься.
Батен обернулся и встал на ноги. Говоривший, мальчишка-недоросль явно из местных, стоял шагах в десяти и смотрел на Батена равнодушно, без злобы, но и без приязни. Точно так же он мог рассматривать, например, какую-нибудь диковинную тварюжку.
– Ты у Края не очень-то ходи, – вновь заговорил мальчишка. – Не мое дело с советами лезть, но ты бы поостерегся. Скинут тебя с Обрыва – костей не соберешь, а даже если зацепишься за что по дороге, все равно наверх подняться не дадут – обзовут рыбоедом, а рыбоедам, сам знаешь, в Империю хода нет. Доказывай потом, что ты благородный, да кто тебя слушать будет?
Это были первые нормальные человеческие слова, с которыми обратились к нему на заставе. До сих пор Батен слышал только приказы, насмешки и оскорбления.
– Спасибо за совет, – ответил он настороженно.
– Да мне что. – Парень пожал плечами. Он оглянулся на проходящих в отдалении людей. – Я-то через неделю отсюда уезжаю. В юнкерское училище. Отец говорит, нас, краевых дворян, там не любят и издеваться будут смертельно. – Он помолчал и выжидающе поглядел на Батена.
Тот не ответил. Просто не знал, что сказать: сам он с краевиками до ссылки не сталкивался. А слухи… Мало ли что говорят.
Недоросль, не дождавшись ответа, сказал спокойно и рассудительно:
– Надо или не обращать на издевательства внимания, или драться – одному против всех.
– Драться? – усмехнулся Батен. – Задавят массой.
– Значит, драться не надо, – рассудил парень.
Батен вдруг понял, что этот парень смотрит на него свысока. И это надменное небрежение вызвало в нем приступ раздражения. Ишь ты, выискался учитель! Какой-то неизвестный сопляк-недоросль, деревенщина приграничная.
– Как тебя зовут? – напряженно спросил он.