Приют любви
Шрифт:
Она закрыла глаза, а он продолжал говорить с уже просыпающимся гневом:
– Посмотри на меня, Элизабет. Я не позволю тебе больше делать вид, что это не так. – Она молчала, и полковник добавил с сарказмом: – Если ты не хочешь посмотреть на меня, тогда посмотри на себя. Погляди, сможет ли твое тело солгать тебе. Мое не может.
Резким движением он схватил ее руку и притянул к себе. Держа тонкое запястье, он разжал сжатые в кулак пальцы и заставил ее дотронуться до своей возбужденной, до предела напряженной
– Хватит лжи, – шептал он, – ты тоже мучаешься от желания, ведь так? Разве я не прав? – повторил он, требуя ответа.
– Да. Будь ты проклят, да!
– Я мучительно хочу тебя. – В его голосе была соблазнительная томность, которая должна была бы насторожить ее. Но Элизабет была именно в том состоянии, в котором он заставил ее признаться, – мучительно возбуждена. После того как ее рука неожиданно коснулась горячей мужской плоти, она уже не могла унять крупную дрожь.
Не в силах больше выносить ее прикосновение, Колтер отпустил ее руку и почувствовал, что напряжение почему-то спадает.
– Я больше не дотронусь до тебя, пока ты сама не попросишь.
Элизабет смотрела, как возлюбленный встает, готовая накинуться на него за то, что он сначала распалил ее страсть, а потом заставил признаться в этом вслух. Но, вглядываясь в его лицо, она увидела, как напряжение изменило знакомые черты, какое измученное и усталое у него лицо, и смолчала.
Колтер отвернулся, и она поняла, что не может отпустить его, не помирившись.
– Не уходи. Я не могу вслух произнести то, что ты хочешь услышать. Но, пожалуйста, не надо сердиться. Я ничего не могу поделать со своими чувствами, так же как и ты. – Молодая женщина встала и накинула капот.
Колтер пнул ногой рюкзак, и оттуда выкатилось несколько красных яблок.
– Я хотел, чтобы это был сюрприз для тебя и Николь. На День Благодарения.
Сквозь кружевные занавески начинал пробиваться рассвет.
– Милый, отдохни здесь. Я уйду. У тебя так мало времени...
– Нет, останься со мной. – Мрачные глаза впились в нее. – Я сделал ошибку, загнав тебя в угол, маленький лисенок. Черт побери эту проклятую войну. Она делает человека бездушным.
– Расскажи мне. Поговори со мной, Колтер.
В голосе и взгляде Элизабет была мольба, которая его тронула. Но разве можно рассказать, что происходит с душой человека, когда необходимо убивать, защищая свою жизнь?
Элизабет протянула руку, он продел свои пальцы между ее и, взглянув в окно, сказал:
– Час, не больше. Я должен быть в Ричмонде к восьми.
Молодая женщина не стала спрашивать, зачем ему надо там быть, зная, что не получит ответа. Кивнув, она быстро взбила подушки и расправила простыни.
– Отдохни. Я никому не позволю тревожить тебя. А если тебе захочется поговорить, я буду рядом.
Он последовал ее совету и растянулся на кровати,
– Ты приносишь покой в это страшное время, любимая, – прошептал Колтер еле слышно. – А я... я прихожу к тебе, преследуемый кошмарами.
– Тогда расскажи, какие кошмары преследуют тебя, и мы постараемся вместе прогнать призраки, – ответила женщина, гладя его руку и радуясь, что напряжение постепенно уходит.
– Какой хитрый маленький лисенок, – пробормотал он усталым голосом. – Ты хочешь узнать мои секреты и не открыть своих. – Почувствовав, что она повернулась к нему, он откинул руку, чтобы она положила голову ему на плечо, и, рассеянно гладя ее руку, продолжал: – Раньше говорить о войне было легко. Кузены пересказывали истории своих отцов о том, как те сражались с Веллингтоном. Но это не имело ничего общего с реальными ужасами бойни. – Рука стала двигаться медленнее, ему все труднее было бороться со сном.
– Колтер... – позвала она, думая, что он уснул.
– Я вернулся, чтобы служить родине, но я хочу заставить замолчать высоколобых идеалистов, утверждающих, что защищать безнадежную позицию прекрасно и благородно. Они никогда не вступали в бой с превосходящими силами противника. Меня тошнит от мысли о людях, которые за собственные идеалы заставляют расплачиваться других.
Колтер бессознательно сжал ей руку, погрузившись мыслями в страшные воспоминания, и ей оставалось только догадываться, что мучает его.
– Никто не знает точно, сколько человек уже дезертировали. Закон о воинской повинности позволяет богатым уклоняться от призыва, обрекая на смерть лишь бедняков. Дезертиров расстреливают, и никому нет до этого дела. О Господи, – процедил полковник сквозь стиснутые зубы. – Как можем мы убивать своих за то, что они бегут с войны, в которой не могут победить? Как можно мириться со своей совестью, если ты вылавливаешь людей, которые днем прячутся в лесу, а ночью работают на фермах, чтобы их семьи не умерли с голоду?
Неужели он говорит о себе? Но сомнения тут же покинули ее: Колтер никогда не смог бы выдать такого человека. Подняв голову, она прислушалась к его дыханию и отвела волосы с его лба.
– Спи, любимый, – прошептала она, страстно желая утешить и успокоить его, как могла бы утешить свою малышку.
– Янки грозят вытоптать каждый метр нашей земли, и у нас чертовски мало шансов остановить их.
Рука ее замерла, столько муки было в его слабом голосе.
– Я хочу, мне просто необходимо верить, что, несмотря на все беды, у нас остается надежда. Но генерал Ли, да и большинство из нас знают, что шансов нет. И пока все это, так или иначе, не закончится, мы будем вынуждены смотреть, как умирают...