Приют любви
Шрифт:
– С такой скоростью я могу и допрыгать до дома, – ответила она, – и буду там раньше вас.
– Сомневаюсь.
В конце концов они остановились перед ее домом. Он вышел из повозки, и Джонси соскользнула к нему с сиденья. Не имело смысла притворяться, будто она может спуститься самостоятельно, потому что лодыжка болела немилосердно. Поэтому, положив руки ему на плечи, она позволила взять себя за талию и вынуть из повозки. Когда ее ноги коснулись земли, она снова обратила внимание на его высокий рост.
– Спасибо, – коротко произнесла она.
– Теперь можете отпустить меня.
Он не обратил внимания на ее требование и понес на кухню, где осторожно усадил на стул.
– Давайте-ка взглянем на вашу щиколотку.
Она уставилась на него не веря своим ушам, потом спросила:
– Простите?
Он взял ее ногу, вернув пристальный взгляд.
– Я сказал, что хочу взглянуть на вашу щиколотку.
Джонси инстинктивно отдернула ногу, ударившись ею о ножку стула.
– О!
– Не будьте так упрямы, – сказал Мэт, осторожно беря ее за ступню.
Она закрыла глаза, зажмурилась из всех сил, чтобы не показать, как ей больно.
– Сначала вы вламываетесь в мой дом, потом становитесь причиной несчастного случая, а теперь оскорбляете меня.
– За первое я прошу прощения, – сказал он, все еще держа ее за ступню, – но это произошло по чистой случайности. А к вашему вывиху я отношения не имею. – Потом мягко добавил: – Но чувствую себя частично ответственным.
Джонси распахнула глаза.
Он посмотрел на нее в упор и сказал:
– А вот последнее – правда. Вы упрямы. И прежде чем она смогла ответить, он снял с нее туфлю и осмотрел лодыжку, которая уже начала опухать.
– Кости целы. Всего лишь растяжение, но вам надо полежать несколько дней.
– Благодарю вас, мистер Доусон, – сказала она, высвобождая ногу из его крепких пальцев.
Никто из мужчин никогда не дотрагивался и, говоря по правде, даже не смотрел подобным образом на ее ступню.
– Через несколько дней я загляну проведать вас, – сказал он, поднимаясь.
Эти слова заставили Джонси выпрямиться на стуле.
– Полагаю, в этом нет необходимости. Я сама могу о себе позаботиться.
– Я же сказал, что чувствую себя частично ответственным. – Мэт коснулся полей своей шляпы и собрался уходить. – Загляну через несколько дней, – подчеркнуто повторил он.
Услышав, что входная дверь закрылась, она испустила вздох облегчения. Ей не следовало ходить в город, по крайней мере не сегодня. Теперь вот извольте радоваться. Может, если она положит ногу повыше и приложит холод, станет лучше. Джонси сняла чулок, вспыхнув при мысли о том, что позволила Мэту Доусону так интимно коснуться себя. Но об этом никто не узнает.
Допрыгав до мойки, рядом с которой Мэгги складывала чистые полотенца, она налила в ведро воды, опустила туда полотенца, отжала их. Допрыгала до ближайшего стула, села на него, а на другой положила больную ногу. Подняв юбки до колена, она обернула лодыжку полотенцами.
– Что
– Я по глупой случайности подвернула лодыжку. Во всяком случае, так сказал доктор Доусон.
Милочка улыбнулась:
– Доктор Доусон?
– Да. Помнишь того мужчину, который вломился в дом в первую ночь, когда я была здесь?
– Мэт Доусон. Но он не врач, у него большое ранчо за городом. – Милочка выглядела озадаченной. – Он сказал тебе, что он врач?
– Нет. Это длинная история. А конец ее таков: через несколько дней он зайдет взглянуть на мою ногу. – Джонси поправила полотенца. – Он чувствует себя виноватым.
– Понятно.
Но Джонси подумала, что ничего ей не понятно. Но делать нечего – она слишком устала, чтобы пускаться сейчас в объяснения. Она сделает это потом. Может быть.
– Очень болит? – спросила Милочка, склоняясь над пострадавшей щиколоткой Джонси и разворачивая ткань. – Хм. Немного распухла, но синяков нет. Надо несколько дней подержать ее в покое.
– Я знаю, – простонала Джонси. – А у нас столько работы. Так мы никогда не подготовим пансион. – Джонси нахмурилась, почувствовав прилив раздражения.
– Подготовим, – отозвалась Милочка, потом спросила: – Это Мэт привез тебя домой?
– Да, – ответила Джонси, задумавшись, насколько хорошо Милочка знает Мэта Доусона. Той ночью он обнаружил отличное знакомство с домом, а сегодня безошибочно отнес ее на кухню. И вовсе не потому, что оттуда пахло готовящейся едой: Мэгги нигде не было видно. Хотя, если вспомнить его открытую фамильярность с девицей из салуна и обыск наверху, не приходится сомневаться, что он был здесь постоянным клиентом. Джонси тут же заставила себя не думать об этом.
– А где Мэгги? – спросила она.
– Она лежит. Плохо себя чувствует, но к вечеру ей станет получше.
В устах Милочки это прозвучало так, словно в отдыхе Мэгги не было ничего необычного. Какая все же странная девушка.
– Обед мы пропустили, – сказала Милочка. – Сиди, не вставай, я что-нибудь соберу для нас.
– Я не хочу, чтоб ты работала одна. Сидя я могу чистить лампы и другие предметы.
– Прекрасно. И если побережешь лодыжку, не успеешь оглянуться, как встанешь на ноги.
Они поели сыру и свежего хлеба, выпили холодного чаю, потому что разжигать огонь и кипятить свежий чайник не захотелось. А из куска яблочного пирога получился восхитительный десерт. Потом Джонси оперлась на Милочку и допрыгала до вычищенного дивана в большой гостиной.
– Удобно устроилась? – спросила Милочка.
– Да, спасибо.
– Пойду – гляну на Мэгги. Когда вернусь, придумаем, что ты сможешь делать, – сказала она и ушла.
Джонси с одобрением окинула взглядом комнату. Тяжелые шторы были выстираны, бахрому с них спороли. Солнце било в окно, сияньем отражаясь на медных частях ламп. Она вдохнула приятный запах пчелиного воска и лимона и почувствовала удовлетворение от хорошо выполненной работы.