Признания на стеклянной крыше
Шрифт:
Женщина, Мередит Уайс, подняла голову.
Мираж, мелькнуло у нее в голове. Как на том оконном карнизе. Аист, похожий на фигуру подростка.
Но нет, паренек был настоящий и притом курил сигарету.
— Слушай, твоя фамилия не Муди? — крикнула она.
— Сэм, — крикнул он, глядя вниз.
— А меня зовут Мередит.
— Тоже красиво.
От высокого уровня децибелов у Сэма запершило в горле. Он не любил кричать. Принадлежал скорее к молчунам. Однажды выдержал целый месяц, не проронив ни
— Я первый раз в Коннектикуте, — сообщила ему Мередит.
— Много зелени и тоска зеленая. Так что имеет смысл повернуть оглобли назад, откуда приехали.
Мередит улыбнулась.
— Жарища тут у вас! Почти как в Нью-Йорке! Сока не хочешь лаймового? Имею пару упаковок.
Рубашка у Сэма промокла от пота. Солнце палило наверху нещадно. Стояло полное безветрие. Потели ноги; потные ступни скользили в кроссовках.
— Ну давайте, — сказал он.
Он медленно сполз к люку, ведущему на чердак, подтянулся, пролез в него, захлопнул и запер люк. Спустился на второй этаж, оттуда — на первый, на кухню, где сидели и препирались Синтия и его отец.
— Нет, с меня хватит, — говорила Синтия. — Без конца повторяется одно и то же, а мы все терпим.
Отец по обыкновению бездействовал, отгораживаясь от всего и вся.
— Ну что, полицию, смотрю, вызываете? — сказал Сэм.
Они оглянулись на него, словно не веря своим глазам.
Не дожидаясь, пока его остановят, Сэм пошел через весь дом к парадной двери и оттуда — во двор. Хозяйка «фольксвагена» стояла на дорожке, прислонясь к своей машине. Рядом ждали две маленькие упаковки фруктового сока. Ну что ж, хотя бы кто-то в чем-то не соврал.
— Гораздо лучше, чем лимонад, — сказала она.
Сэм принял от нее пакетик сока, открыл его. Ему не часто случалось встретить занятного человека.
— И зеленее.
Мередит указала кивком на крышу, где он только что стоял.
— Ну и как оно все оттуда?
Сэм покосился на нее. Нет, вроде говорит серьезно. Действительно хочет знать. И откуда она такая взялась?
— Отдаленно, — ответил он. — В особенности если ты под кайфом.
— М-хмм.
Мередит сделала несколько глотков. Она знала, что от нее ждут реакции, и не намерена была предоставлять ему таковую. Кто она, чтобы судить других? Средней руки кассирша из музейного киоска, которой делать больше нечего как таскаться по белу свету, гоняясь за привидениями.
— А вы сюда зачем? — Вопрос был задан с неподдельным интересом, что тоже случалось с Сэмом не часто.
Особой причины скрывать правду, кажется, не было. По крайней мере — часть правды.
— С пути сбилась, — сказала Мередит.
Из окна гостиной за ними наблюдали родители. Вид имели при этом дурацкий.
— Отец и мачеха, — пояснил Сэм, перехватив устремленный на них взгляд Мередит. — Сестренка — на уроке танцев. Правильный человек.
Сэм не случайно выбрал время залезть на крышу рано утром, чтобы не напугать Бланку. Она была слишком мала.
— Блин, — сказал он, увидев, что Синтия с его отцом выходят из дому. — Внимание!
— Вам чем-нибудь помочь? — обратилась к Мередит Синтия.
— Сама не знаю. Заехала куда-то не туда, потом увидела ваш прекрасный дом, свернула посмотреть поближе — и вот разговорились.
На самом деле она доехала до центра Мэдисона, зашла в аптеку и нашла в местной телефонной книге адрес рядом с фамилией «Муди». Проезд Пересмешника. Не так уж сложно отыскать.
— А ты — марш к себе, — бросил Джон Муди сыну. — С тобой я после поговорю.
— Вы не позвоните в социальную службу? — предложил тот Мередит, лениво направляясь к дому. — Заявить о жестоком обращении с ребенком? И спасибо за сок.
— Скажите, как вам это удалось? — спросил Джон Муди у Мередит, когда Сэм скрылся за дверью.
— Свернула с Девяносто пятой, а дальше крутилась непонятно где… — начала Мередит.
— Я не о том, как вы заблудились. Как вы уговорили его спуститься вниз?
— Не знаю. Это просто мальчишество у него, — сказала Мередит.
Она смотрела на него внимательно — то же озабоченное лицо, что и тогда, в кафе на Двадцать третьей улице. Рыжей женщины нигде поблизости не было видно. Мередит бросила взгляд наверх. Никаких оконных карнизов. Только листы стекла, схваченные стальными переплетами.
— Может быть, уломаете его и ходить в воскресную школу? — сказала Синтия. — У меня, видит бог, не получается.
— Потому что орешь на него, черт возьми, с утра до вечера, — не сдержался прямо при постороннем человеке Джон.
— Если б меня в этом доме больше уважали, возможно, это бы не понадобилось.
На Синтии были шорты и хлопковая белая рубашка. Она с некоторых пор пристрастилась к теннису. От бега пришлось отказаться: начали беспокоить колени, но все же нужен был повод выбираться куда-то из дому. Она не жаждала выступить в Уимблдоне, просто хотелось урвать какие-то часы для себя, вне этого милого семейства. Пробовала уговорить остаться в качестве няни еще Джезмин — сиделку, которая ухаживала за Арлин, — но та заявила, что обязана смотреть за больными, а смотреть за приемными детьми — обязанность Синтии. Вероятно, Арлин потрудилась настроить сиделку против нее. А впрочем, кто нынче был на ее стороне?
У Синтии в последнее время сдавали нервы. Вот и сейчас она нервно крутила в руках ключи от машины.
— Слушай, мне еще Бланку успеть забрать с урока танцев и закинуть домой, а после у меня в клубе встреча с Джеки. Спасибо вам, — прибавила она, обращаясь к Мередит. — Серьезно. У вас есть подход к детям. — Она пошла садиться в белый джип, стоящий у дальнего конца самшитовой изгороди. — Бери ее к нам работать, — бросила она напоследок Джону. — Пускай ее зовут хоть Лиззи Борден [3] , хоть как — мне безразлично.
3
Женщина, отца и мачеху которой в 1892 году зарубили топором в Новой Англии, и она стала центральным персонажем в истории этого преступления.