Признания новобрачного
Шрифт:
Гриффин улыбнулся.
— Это хорошая новость. Мистер Лэнггон сказал, что вернется ближе к вечеру, так что осталось недолго ждать.
Неуверенная попытка Джастин улыбнуться в ответ показалась ему весьма болезненным ударом под дых. Он не мог видеть, как она мучается. Это убивало его. И хуже всего было то, что он ничем не мог ей помочь. Зато Гриффин был вынужден понять одну нехитрую истину: впредь он будет делать все от него зависящее, чтобы сделать ее жизнь легче. Какое влияние окажет это знание на его перспективные
Они почти не разговаривали, и Гриффину было достаточно того, что он мог наблюдать за женой. Она два или три раза смущенно улыбнулась ему, но в основном все ее внимание было сосредоточено на тарелке. Джастин явно заставляла себя есть. Когда пробили маленькие часы на каминной полке, она встрепенулась и вскочила.
— Даже не думай об этом, — сказал Гриффин. — Кухарка останется с Роуз до прихода доктора.
Джастин подбоченилась и бросила на мужа хмурый взгляд.
— А я что буду делать?
Гриффин встал, подошел к жене и положил руки ей на плечи.
— А ты немножко отдохнешь.
Наклонив голову, он потерся носом о кончик ее носа.
— Ты же смертельно устала.
Джастин позволила себе прильнуть к мужу.
— Да, но я слишком сильно нервничаю, чтобы заснуть.
Он привлек жену к себе и вздохнул.
— Чем я могу тебе помочь?
— Если ты не пускаешь меня обратно, поговори со мной. Так я смогу отвлечься.
— О чем ты хочешь поговорить?
Он почувствовал, как напряглось ее тело, и насторожился.
Джастин уткнулась лицом ему в жилет, и ее голос звучал приглушенно.
— О тебе. О твоем прошлом.
Гриффин автоматически отверг предложение и отстранил жену от себя.
— Я никогда об этом не говорю.
— Не смотри на меня так грозно, Гриффин Стил, — сказала она. — Я твоя жена и имею право знать.
— Мне казалось, ты хотела быть моей женой только формально, — сухо проговорил он. — А теперь решила воспользоваться своими привилегиями?
Джастин не отвела глаза. В них был открытый вызов.
— Мы оба знаем, что я твоя жена не только формально, Гриффин. Кажется, мы оба воспользовались своими привилегиями.
Этого он отрицать не мог, хотя не был согласен с тем, что она — или кто-нибудь другой — имеет право копаться в его прошлом.
Она вздохнула.
— Ты не единожды просил меня доверять тебе. Так почему не доверяешь мне? Хотя бы немного?
Гриффин не ответил. Много лет он строил высокую стену вокруг своей жизни и не собирался ее разрушать.
— Я же спрашиваю не из простого любопытства, — сказала она. — В последние дни у меня было достаточно времени, чтобы подумать. О нас и нашей совместной жизни. О том, что нас ждет впереди.
— К каким же выводам ты пришла, миссис Стил? — спросил он, прячась за сарказмом.
— Что я имею такое же право требовать твоего доверия, как ты — моего, — тихо проговорила
Гриффин отошел к окну, чтобы избежать ее проницательного взгляда. Он действительно просил ее о доверии — в тот день, когда сделал ей предложение, и тогда, когда уложил ее в постель. Он хотел, чтобы доверия к нему оказалось достаточно, чтобы она покинула Англию, оставила родственников и привычную жизнь. Может ли он просить ее об этом и не дать ничего взамен?
Господи, но ведь это означает, что придется откопать всю мерзость, которую он так долго и тщательно закапывал. И кто знает, как она станет относиться к нему, узнав правду?
Джастин не произнесла ни слова. Но в ее молчании был вызов. Она требовала, чтобы он подпустил ее к себе, а не держал на расстоянии, пряча от нее свое прошлое, словно испуганный мальчишка. Будь он проклят, если позволит ей так думать.
Гриффин повернулся к жене:
— Ладно. Что ты хочешь знать?
На усталом лице Джастин отразилось потрясение. Она попятилась и опустилась на стул.
— Кто твоя мать и что с ней случилось?
Его мать. Суть дела.
Отвернувшись, Гриффин уставился в окно.
— Ее звали Хлоя Стил. Ее отец был ученым и преподавателем немецкого языка в Кью. Они жили в маленьком домике неподалеку от Грина. Рядом находилась резиденция принца.
— Там твоя мать встретилась с Домиником?
— Да. — Гриффину мало что было известно о молодых годах Доминика — только то, что он вырос в королевской резиденции и был компаньоном младших детей короля Георга. Гриффин всегда находил в этом нечто странное, но Доминик наотрез отказывался что-то обсуждать.
Впрочем, Гриффин тоже отказывался обсуждать свою историю.
— В Кью твоя мама и встретилась с принцем Эрнстом?
— Да. Мой дедушка — ее отец — обучал его немецкому языку. — Вспомнив о своем отце, Гриффин ощутил прилив ярости и заторопился. — Не думаю, что тебе интересны подробности. А суть в том, что моя мать была совсем юной девочкой, а принц Эрнст ее соблазнил. Когда стало известно о беременности, ее отослали в Йоркшир к дяде. Этот человек впоследствии вырастил и меня.
— Ты говоришь о дяде Бартоломью?
Гриффин кивнул.
— Мне рассказывали, что с ней он был так же суров, как и со мной. Вероятно, старый хрыч категорически не желал ее принимать, но другого выхода не было.
— Сколько ей было лет?
— Четырнадцать, когда принц ее совратил, и пятнадцать, когда она родила меня.
Джастин растерянно заморгала.
— Такая юная… А сколько лет было принцу?
— Пятнадцать, но это его не оправдывает. — Гриффин устремил на жену тяжелый взгляд.
Она покачала головой.