Призовая охота
Шрифт:
И получится странная картина. С одной стороны, действовать будут, несомненно, силовые структуры отдельных кавказских республик, хотя конкретные исполнители предпочтут работать в «автономке». В ответных действиях предполагается то же самое. Я понимаю, почему кто-то, кто занимается всем этим, выбрал меня. Меня очень легко отправить сейчас на инвалидность – и, похоже, отправят, как я думаю, по просьбе кого-то из организаторов всей этой широкомасштабной акции. Что, собственно, значило бы, что у системы есть сильные рычаги влияния. Отсюда и подробная информация обо мне. Отсюда, как я предполагаю, даже подробные характеристики командования о моей персоне. Все неофициальные шаги сделаны, общепринятые официальные процедуры тоже, вплоть до допусков, которые являются, возможно, и устными, но копируют допуски рабочие.
И что мне остается?
Размышляя так, я внезапно поймал себя на мысли, что внутренне уже согласен на новое место службы. Что согласен к действию, к обоюдоострым поступкам, при которых я буду иметь преимущество перед большинством противников. Я готов вызвать огонь на себя, чтобы найти тех, кто ищет меня. Я уже даже начал строить планы, просчитывая, что при своих возможностях смогу сделать и как. Место службы сменится, но вид деятельности останется прежним, разве что станет более опасным и непредсказуемым. Но я и к этому готов...
– Александр Викторович?
– Я слушаю вас.
– Вы догадываетесь, кто вам звонит?
– Я предпочитаю не догадываться. Я предполагаю...
– Можете называть меня «товарищ генерал», – сказал собеседник сухо, стараясь пресечь мое желание отвечать резко и слегка рублеными фразами, которые не дают никакой расшифровки сказанному.
– Я готов вас выслушать, товарищ генерал, – все же лаконично и несколько самоуверенно продолжил я.
– Рад, что вы сумели все просчитать и, надеюсь, правильно понять существующее положение вещей. Уже то, что вы готовы к разговору, говорит о вашем профессионализме. Вы меня радуете. У вас машина после вчерашнего на ходу?
– Так точно, товарищ генерал.
– Садитесь за руль, выезжайте из деревни до перекрестка, там поворачивайте налево, в сторону, противоположную движению в Москву. Восемь с половиной километров после перекрестка. Рядом с березовым молодняком. Я буду там. Жду вас.
Я встал, готовый бегом бежать к машине, но вовремя вспомнил, что мама зарабатывает мало и следует выключить компьютер и настольную лампу, которую я всегда держу включенной над клавиатурой. Электричество стоит по нынешним временам столько, что сельской учительнице – даже если учесть, что часть затрат покрывает государство, – платить за него нелегко. А я уже не знал, смогу ли опять оплатить эти расходы, как в прошлом месяце. Я вступал на новый путь. На опасный путь. И трудно было предположить, что меня ждет впереди.
Сделав шаг по направлению к двери, я вовремя остановился, вернулся за пистолетом, чуть подумав, взял бинокль, потом нашел в тумбочке топографическую карту местности, внимательно глянул на нее и присел, чтобы подумать более основательно.
Вообще-то я готов был поехать, но одна фраза меня сильно затормозила. «У вас машина после вчерашнего на ходу?» Что, товарищ генерал, вы пленку не смотрели, которую мне прислали? Вы не видели, что я в аварию не попал и уехал на своей машине? А задумавшись над этой фразой, я стал внимательно вспоминать весь разговор и пришел к выводу, что генерал, который со мной разговаривал, вообще-то имеет кавказский акцент. Но он человек грамотный и умеет так построить фразу, что акцента почти не замечалось. Так, какие-то особенности голоса, специфическая интонация, и не больше. Или больше?..
Я взял свою трубку, сначала посмотрел и запомнил номер «генерала», потом в «записной книжке» самой трубки нашел нужный мне номер старого товарища и позвонил в управление космической разведки ГРУ.
– Слушаю.
– Василий Лукич? – спросил я, хотя голос узнал.
– Да. Кто это?
Мы с этим майором четыре месяца назад работали в Кабардино-Балкарии, испытывали оборудование Василия Лукича. Хороший мужик, но, на мой взгляд, слишком умный, чтобы служить в спецназе. А я уже привык всех людей оценивать по способности служить в наших частях. Вообще-то для большинства этот критерий оценки подходит. Только вот сами они требованиям спецназа соответствуют, к сожалению, слишком редко. И уж совсем нечасто по поводу, по которому не подходит Василий Лукич.
– Капитан Смертин. Помнишь такого?
– Александр Викторович! Рад тебя слышать, – голос говорил, что он в самом деле рад; интонации подделывать трудно, да и нет причин у майора лукавить. – Ты, случаем, не на Хорошевке? [8]
– К сожалению... Я у мамы в деревне. Под Москвой. Из госпиталя выписали. Сейчас через день бегаю по врачам. Не знаю, что дальше будет. Все грозят «ударить по голове» инвалидностью. Но я привык, что мне со всех сторон грозят. Ты слышал, что за мою голову на Кавказе кучу баксов предлагают?
8
Здание ГРУ находится на Хорошевском шоссе.
– Слышал. Голову бережешь?
– Берегу. Вот мне сейчас позвонили, назначили свидание. Какой-то, как он разрешил себя называть, «товарищ генерал». От дома мамы с десяток километров. Можно номер «прозвонить»?
– Понял. Здесь эти проблемы решить сложнее, чем на Кавказе, но я сделаю. Говори номер.
Я продиктовал. Василий Лукич повторил.
– Позвоню тебе через пару минут. Трубку можешь из руки не выпускать. Я быстро...
Вот так, с трубкой в руке, я вышел за ворота и сел в машину, чтобы не терять времени. На переднее сиденье рядом с собой положил бинокль. Пистолет, как привык, держал в поясной кобуре за спиной. Там он менее заметен, чем в подмышечной, которая всегда стягивает ремнями плечо. Да и выхватывать его с пояса удобнее. В этом случае стрельбу можно начинать уже с момента подъема ствола в боевое положение. Патрон я в патронник уже дослал. Остается только опустить предохранитель, и можно один за другим посылать в цель все семнадцать патронов, полный боекомплект пистолета Ярыгина. При желании начать можно со сдвоенных выстрелов. Я умею это делать не хуже американских полицейских.
Но обычно я пистолет с собой не ношу. Табельное оружие оказалось со мной только потому, что в госпиталь меня отправили прямо с поля боя. Сначала на Ставрополье, потом в Москву. И не забыли передать пистолет из госпиталя в госпиталь. Он хранился в сейфе, кажется, у сестры-хозяйки. На руки мне его выдали при выписке. Так я умудрился не сдать пистолет к себе в роту. И никто не напомнил мне об этом, когда я ездил в военный городок за машиной.
Правда, я тогда умышленно не пожелал зайти ни в роту, ни в штаб батальона, чтобы избежать расспросов. Мне не хотелось говорить с сослуживцами о возможной инвалидности, и поэтому я предпочел приехать тихо, забрать машину и так же тихо уехать. Правда, пришлось потом ответить на несколько телефонных звонков и объяснить причину своего поведения. Мое состояние поняли и пожелали «победить» врачей. Про пистолет не вспомнили ни комбат, ни начальник штаба батальона. Я тоже не торопился расстаться с оружием, хотя всюду его с собой не таскал. Но оборудовал в мамином доме тайничок, где и оставлял пистолет, отправляясь в тот же госпиталь. Впрочем, не только один штатный. Покажите мне того офицера спецназа, который сдает все трофейное оружие! Я лично такого в своей практике не встречал. Не сдаю и я. Так что имею в запасе дешевый пистолет-пулемет «мини-узи» и вполне приличный пистолет «беретта-92» с возможностью вести автоматический огонь. Есть и глушитель для «беретты». Он, правда, самодельный, излишне объемный и тяжеловатый, но изготовитель не пожалел вольфрамовой стружки, и звук он убирает лучше фирменных глушителей [9] .
9
Звук выстрела получается громким за счет соприкосновения горячих пороховых газов, выходящих из ствола, с относительно холодным внешним воздухом. Устройство глушителя предполагает внутренний сетчатый контейнер с вольфрамовой стружкой, которая очень хорошо отнимает тепло у пороховых газов, выпуская из ствола уже не настолько горячий газовый концентрат, который способен на громкий звук.