Призовая охота
Шрифт:
На языке разведки это называется «негласно вести» или «скрытно разрабатывать»... Именно так меня «вели», «подводили» к какой-то теме, а я даже предположить не мог, кто этим занимается. Если бы этим занималось ГРУ, там не стали бы разводить такие церемонии. Я – их сотрудник, следовательно, обязан выполнять приказы командования, и мне бы просто приказали сделать что-то, что я вынужден был бы сделать, даже если это мне совсем не с руки. Здесь совсем другое. Здесь не приказывают, а вертят мной, как кукловоды, дергают за ниточки, но сами не показываются. Сначала организовали заваруху на дороге, чтобы обеспечить мою лояльность и сговорчивость. Именно так я понимаю цель этого происшествия. Меня открыто не шантажируют, но дают понять, что имеют такую возможность, и потому словно бы предупреждают, что они тоже не хотят обострения отношений, но чтобы и я не был склонен к резким движениям.
С этим все ясно. Не ясно с другим.
Тихая война? И мне предлагается стать в этой войне одной из воюющих сторон? Поскольку и я в числе тех, кого будут уничтожать, я бы не отказался от такой работы, тем более что мое официальное командование не стремится защитить капитана Смертина от разного рода профессоров-коновалов и готово смириться с моей пенсией.
Что же, военный пенсионер, инвалид – прикрытие великолепное. Наверное, люди, которые пытаются меня вести, в курсе всех событий моей жизни. По крайней мере, последних. Но имею ли я право вот так вот ввязываться в какую-то авантюру, не поставив в известность свое командование? Вообще-то я уверен, что наш командир бригады и даже наш начальник штаба, хотя он человек осторожный, и уж тем более наш комбат – все поддержат мое решение, если я отважусь выступить в новой роли. Но при этом сам я должен осознавать, что из кадрового офицера спецназа военной разведки превращаюсь в обыкновенного киллера. Ну, может быть, не совсем обыкновенного, а высокопрофессионального, тем не менее все же убийцу. И даже в наемного, о чем меня неназойливо предупредили предоставлением пластиковой банковской карты. Обошлись без торговли, уверенные, что у меня нет выхода... Но выход бывает практически всегда. Только стоит как следует пошевелить мозговыми извилинами. Пластины из высоколегированной стали в моем черепе, думается, не настолько тяжелые, чтобы мешать мне думать. Тем не менее я еще не решил, стоит ли мне отказываться и искать выход из ситуации. Мешало принять окончательное решение то, что в списке присутствовала моя фамилия. А список этот, как мне предполагалось, был списком лиц, по какой-то причине приговоренных мстительными исламистами к смерти.
Конечно, перед самим собой можно быть откровенным. Мы привыкли называть исламистами тех, кто где-то там воюет, может быть, в Йемене против своего президента, может быть, в Афганистане против натовской коалиции, может быть, в лесах и горах Северного Кавказа. Но чаще всего – тех, кто откровенно и резко выступает за свои убеждения. Однако нам, офицерам спецназа, часто бывающим на Северном Кавказе в боевых командировках, хорошо известно, что есть и другие исламисты, которых так не называют, которые прячутся за своими должностями. Причем это весьма высокопоставленные, занимающие прочные позиции в своих регионах люди. Они просто заключили союз с некоторыми власть имущими: вы открыто не трогаете нас, мы открыто не воюем с вами. Вы делаете свое дело, мы делаем свое дело.
А в действительности война продолжается, только уже на ином уровне. И я, хорошо зная обстановку на Северном Кавказе, вполне могу предположить, что этот список, что мне прислали, составлен где-нибудь в недрах МВД одной из кавказских республик и является реальным перечнем людей, которым грозит опасность. Причем я поверил в правдоподобность этого списка еще до того, как его увидел в собственном компьютере, ибо слишком хорошо знал об истинном отношении к нашему брату со стороны кое-кого из местных руководителей.
Итак, я могу предположить, что список реален, а Буданова к нему пристегнули журналисты. С бывшим полковником-танкистом расправились, конечно же, мстительные родичи, поскольку он не представлял для бандитов и вообще для исламистов такой серьезной опасности, какую представляют многие офицеры спецназа вместе со своими подразделениями. Это мне повезло – у меня есть такой подчиненный, как Сережа Украинцев, который может полностью заменить меня в роте и она при этом не потеряет своей боеспособности. В других подразделениях часто бывает хуже. Там все держится порой на личности одного. Именно поэтому список состоит почти исключительно из одних командиров подразделений. Хотя можно предположить, что и у других, как у меня, есть хорошая поддержка в лице замов, только эта поддержка пока еще себя проявить не успела. Но вот старший лейтенант Украинцев, насколько мне известно, пока я отлеживался в госпитале, уже отличился и провел два успешных рейда по горам, за что его представили к награде. Это мне комбат рассказал, когда звонил в последний раз. Сам Украинцев не хвастался. Он, когда выходит на связь, спрашивает только о моем здоровье...
Но как же мои невидимые противники сумели собрать на меня сведения, а я сам ничего заметить не смог? Не мальчик, только что призванный на срочную службу в военную разведку, что-то заметить все равно должен был. Впрочем, симптомы все же проявлялись. Однажды вечером я руками и коленями «стучал» по боксерскому мешку, подвешенному к балке за сараем, и заметил слабый отблеск, пробежавший по стене в течение доли секунды. Это было похоже на вспышку от фотоаппарата. Я посмотрел за огород. Поблизости никого не было. Возможно, кто-то кого-то фотографировал в небольшом лесочке в стороне, и отблеск вспышки добрался до нашего сарая. Возможно, даже меня фотографировали с мощным телеобъективом. Но тогда у меня не было причины фиксировать эту деталь. Я оставил эпизод без внимания, и, скорее всего, поступил неосторожно. Следовало бы, возможно, не подав вида, уйти во двор, оттуда скрытно сделать круг через соседний заброшенный двор и проверить, откуда взялся фотограф и что он снимает. Если меня, резонным было бы спросить, кто послал его, – еще до того, как я разобью камеру о его голову...
Тот момент я, к счастью для фотографа, прозевал. Но это был единичный эпизод, который мало что мог дать тем, кто составлял на меня досье. Фотография человека, со зверской жестокостью избивающего боксерский мешок, ровным счетом ничего не говорила тому, кто на эту фотографию смотрел впервые, и даже не сообщала анкетные данные фотогероя, не говоря уже об электронном адресе. Значит, данные на меня собирали тщательно и методично. Но извне, как я полагаю, сделать это практически сложно, если возможно вообще. Вероятнее всего, в деле замешан кто-то из офицеров спецназа ГРУ или офицеров диверсионного управления ГРУ, к которому спецназ и относится. Возможно даже, это кто-то из офицеров нашей бригады, нашего батальона; хотя, чтобы добыть данные достаточно полные, необходимо иметь широкий доступ к закрытым источникам, то есть входить в командный состав бригады. И необязательно дело тут связано с предательством. Все вообще может выглядеть иначе, если дело обстоит именно так, как я предполагаю, если список составлен там, где я предполагаю, а людей из списка будут поочередно убивать. В том числе и меня.
Официально противостоять этому со стороны неких сил сложно. Ибо в данном случае будут задеты интересы властных структур на Северном Кавказе. Эта кавказская власть постоянно переходит черту приличий и уже давно нарывается хотя бы на кулак. Даже за границей эту власть в субъектах Федерации откровенно считают бандитской и мафиозной. А здесь, в центре, ее поддерживают, потому что это создает видимость благополучной ситуации на Северном Кавказе. Хотя бы в определенных республиках. Наводить порядок в стране высшая государственная власть не стремится, да и по большому счету не может. Нет ни сил, ни политической воли. Поучились хотя бы у того же полковника Квачкова, которого не сумели посадить за выдуманное покушение на одного из олигархов, – так теперь ищут, что бы ему еще припаять. А ведь, когда развалился Советский Союз, Квачков командовал бригадой спецназа ГРУ в Чирчике. И ситуация тогда складывалась так, что Таджикистан был готов перейти под власть афганских талибов. Никто не знал, что следует делать. Ввязываться в войну ни у кого не было ни сил, ни желания. Полковник Квачков потребовал себе карт-бланш. Он даже не докладывал, что будет делать. Но возможность ему дали, потому что другой не было. Командир бригады разделил всю свою крупную по численности часть на тройки и разослал их по разным концам Таджикистана. Через две-три недели в республике стало спокойно. Куда-то исчезли люди, которые якобы пользовались авторитетом и готовы были увести Таджикистан на соединение с Афганистаном, где живет много таджиков. Страна осталась самостоятельной и независимой. О талибах там даже говорить перестали.
На мой простой капитанский взгляд, Квачкову следует предоставить самые широкие полномочия, дать ему для начала под командование бригаду и не требовать ответа за свои действия. Просто попросить навести на Северном Кавказе порядок. Он наведет. Настоящий. Без террористов и обнаглевших от воровства правителей, которые сами порой поддерживают террористов...
Я углубился в мечты о счастливом будущем – что поделать, каждый честный гражданин желает своей стране хороших руководителей. Пока же нормальных людей до власти старательно не допускают. И создают в стране ситуацию, когда кавказский криминалитет, официально называющийся властью субъектов Российской Федерации, может позволить себе преследовать силовиков, которые ту же власть обязаны защищать. Ситуация более чем странная. Но шума, как убежден не только я один, никто поднимать не будет, если уничтожат пару или тройку десятков лучших представителей силовых структур. И тем, кого уничтожают, и тем, кто с ними стоит рядом, останется только самим себя защищать. Убивать их – нас то есть – собираются, естественно, криминальными методами. А им можно противопоставить точно такие же неправовые действия. Причем действуя на опережение.