Призови меня тихо по имени
Шрифт:
Кстати, нужно будет найти приятелей и поговорить с ними: объяснить, чтобы заканчивали свое подлое занятие.
— Спасибо за предупреждение. Есть еще один вопрос, который я хочу вам задать: можно настроить браслет, чтобы он выдавал не только сумму за проданное, но и выдавал расширенную информацию о продаже? Хотя бы не слишком детальное перечисление вещей, которые я продал и их стоимость.
— Можно, — торговец повел перед собой ладонью, и заявил. — Сделано.
Отлично.
Я обналичил оставшееся серебро, распрощался с торговцем и вышел. Сперва направился в лавку с учебными принадлежностями и отдал долг старику, а вот после — пошел в сторону здания суда, которое находилось на площади.
Время уже клонилось к пяти часам дня, но суд еще был открыт. На входе меня остановил охранник: седой мужчина с внимательным взглядом.
— Сумку открой.
Вот тут меня прошиб холодный пот. Нужно было занести амулет с демоном в гостиницу, но слишком поздно меня навестила столь хорошая мысль.
Я неловко развязал тесемки, медленно растянул горловину рюкзака... Но охранник даже не осматривал ничего: так, мазнул взглядом, да попросил сдать оружие.
— Все в порядке, проходи. Тебе к секретарю?
— Э-э... Иск подать.
— Значит, к секретарю, в канцелярию. Иди по тому коридору, во второй кабинет.
Кивнув, отправился по указанному маршруту.
Разговор с секретарем вышел кратким. Я с торговцем гораздо дольше болтал.
— Здравствуйте.
— Цель визита?
— Судебный иск.
— Садись. Десять серебряных есть? Клади на стол и диктуй, что там у тебя за иск.
Мужчина положил перед собой разлинованный бланк, выслушал мои путаные претензии, записал все, переспрашивая детали, и дал мне бумагу:
— Прочитай. Если все верно, подпиши вот здесь.
В документе не было отсебятины и все мои претензии к тете и пожелания были изложены канцелярским языком, гораздо лучше, чем я описал бы сам. Подписал, дождался, пока секретарь по моей просьбе (и за серебряную монету, жадюга) сделает копию, заверит ее печатью и забрал вторую бумагу себе.
— Вот и все. Зайди через пару дней, осведомись, когда назначат суд и назначат ли. И — на всякий случай скажи, где сейчас живешь.
Я продиктовал адрес, поблагодарил мужчину и поднялся я со стула.
— Погоди, не торопись. Уверен, что тебе это нужно? Потянешь ли затянувшиеся судебные тяжбы? Может статься, что будет легче отдать участок тетке, чем год-два ходить на суды и отдавать монеты снова и снова.
— Да дело-то ясное, — с сомнением сказал я.
— Ну-ну, — хмыкнул секретарь.
После суда я перекусил пирожками с ягодой и просто ходил по городу, высматривая приятелей. Не выловил никого: ни в их домах, ни на улицах, где они любили бывать. Видимо, нашли себе какое-то иное место.
И этот день стал бы отличным: демона я вызвал и заточил, заявление в суд подал, не конфликтовал ни с кем. Вот только стоило мне заснуть, как хорошее настроение пропало, будто и не было его. Мой приятный вечер плавно перешел в кошмары, которые выглядели для меня весьма реалистично.
Сон начался довольно плавно — будто я не могу уснуть, ворочаюсь, лежу с закрытыми глазами, считаю овец, но не помогает. Тогда я открываю глаза и пытаюсь разглядеть в бьющем из открытого окна лунном свете лежанку, которую я устроил для обезьянки.
Только вот та пустует. И светлые тряпки окровавлены — я вижу темные влажные пятна. В нос бьет металлический запах крови.
Вскакиваю, тащу жезл из сложенных рядом с кроватью вещей, другой рукой — хватаю рукоять ножа. Недобрая тяжесть оружия приводит меня в чувство: пусть я не использовал заряд гниения ни разу, но нажать на кнопку, направив жезл на противника — много ума не нужно.
Замираю, прислушиваясь, осматриваюсь. Все выглядит так, как и должно быть. Подозрительная тишина наполняет комнату, и я чувствую, как сердце начинает биться быстрее.
Выхожу в коридор, и сердце пропускает удар. Горо валяется на полу, в конце коридора. Серебристый мех измазан в крови, к обезьянке ведет длинная бурая полоса, будто тело долго тащили.
— Не-ет...
Глаза обезьянки, обычно яркие и полные жизни, теперь пусты. Навык тоже не чувствует питомца.
Я не знаю, что мне делать. Пытаюсь поднять Горо, пытаюсь остановить кровь, которая, несмотря на смерть обезьянки, бурно хлещет из его ран. Но кровь, не останавливаясь, сочится сквозь ладони. Я чувствую, как отчаяние начинает заполнять меня, когда я осознаю, что не могу ему помочь. Я бессилен. Беспомощен.
— Но ты знаешь, как стать сильнее, — шепчет мрак по углам.
Моя беспомощность становится невыносимой. Чувствую, как слезы начинают стекать по щекам. Горечь и отчаяние заполняют меня, и я пытаюсь закричать, но не могу этого сделать.