Призрачная любовь

Оленева Екатерина Александровна

За то время, пока её не было, "бука" вполне был способен вылезти.

Девушка стояла и смотрела, как капли выбивают рябь по лужам, как стучат по рыжим, полинявшим стенам дома, как мочалят ветки высоких старых тополей. И не могла двинуться с места.

Конечно, чем иным мог для неё обернуться подарок Олега, как не злым непрекращающимся кошмаром?

Когда Лена, наконец, добралась до своего дому, с неё лило в три ручья.

Марина только ахнула, увидев дочь:

— Ты сошла с ума?

— Точное наблюдение, — шмыгнула носом Лена в ответ.

—

Ты что вытворяешь? Почему шатаешься под проливным дождем, да ещё и без зонтика?! Ты же можешь простудиться! — заволновалась мать.

— Ага. Сумасшедшая и сопатая, вот какая я буду, — постаралась Лена подвести итог их краткому диалогу.

— Немедленно — в ванную! Потом переоденься в теплый халат. Я пока приготовлю чай.

— Лучше сделай кофе, — буркнула Лена, чихнув. И хлюпнув носом.

После чего побрела в ванну. Исполнять распоряжение матери. Наверное, она будет очень, очень чистой: долгая ванна, холодный душ, горячий душ! Останется ли на ней кожа?

И в самом ли деле она выключила эту проклятую колонку? Теперь думать об этом было поздно.

Горячий кофе бодрил. В стенах родного дома страхи отступали и казались чистым ребячеством.

— Почему ты не осталась ночевать там? — спросила мать.

— Я у себя-то дома никогда одна не ночевала, — отозвалась девушка

Марина улыбнулась:

— Испугалась?

— Ага.

Гроза прошла. Рядом с матерью мир снова стал безопасным.

— Мам, — неожиданно для себя спросила Лен, — а ты Олега ещё любишь?

Мать вздохнула, покачав головой:

— Не знаю. Помню, когда-то очень сильно его любила. После нашего с ним разрыва очень переживала, просто извелась вся. Как же я тогда ненавидела их обоих: и отца твоего, и его полюбовницу. Ненависть это, понятное дело, была оборотной стороной любви. Спрятавшись за неё, я все ждала, когда же Олег, наконец, одумается. И вернется. — Голос матери звучал обыденно. Руки мелькали над столом, готовя бутерброды с колбасой и с сыром, разливая кипяток по чашкам. — А потом поняла: не одумается он никогда. И не вернётся. — Марина поставила чайник обратно на плиту и села напротив. — Вот тогда-то я и перестала его ненавидеть. Просто стала жить дальше. Если бы моя жизнь сложилась бы по-другому, встретила бы я подходящего человека, то давно бы, наверное, забыла о твоем отце. Будь у меня хотя бы дело, приносящее доход, позволяющий содержать тебя и себя так, как хотелось бы. Да я бы его тогда на порог к нам не пустила! А так, сравнишь, чего добилась в жизни сама с тем, чего достиг твой беспринципный папаша, и от злости так кого-нибудь и покусала бы. Олег, он для меня как проигранная партия, понимаешь? Всегда чертенок подзуживает отыграться. Так что, пусть ходит. Пусть денежкой с тобой делиться. С паршивой овцы, как говориться, шерсти клок. Вот, он квартиру тебе подарил. Разве не хорошо?

— Кто знает? — шмыгнула носом Лена. — От добра — добра не ищут, а от зла добра не жди.

— Философов ты мой, — покачала головой мать, взлохматив ей волосы на затылке.

— Он пустой, мам, — с горечью выдавила из себя Лена. — Ничего, кроме шума, он дать не сможет. И подарки его, такие же, как он сам — пустые, ядовитые. Не нравится он мне.

— Бывают люди и похуже.

— Может, и бывают, — согласилась Лена. — Только ко мне они не лезут. И мне до них дела нет.

— Как у тебя дела с Серёжей? — спросила мать, чтобы сменить тему.

Лена сделала несколько глотков. Кофе остыл. Девушка поморщилась:

— Да обычно. Убиваем вместе время, которое друг без друга могли бы провести гораздо интереснее. И с большей пользой.

— С этим мальчиком тебя никто встречаться не заставляет, — почти возмутилась мать. — Не хочешь, зачем это делаешь? Зачем парню голову морочишь? Он ведь не кукла, чтобы в него играть. Не понимаю я тебя, Лена. Совсем.

— Я его сегодня прогоняю, а завтра…завтра, вдруг, пойму, что это была любовь моей жизни? — глаза у девочки стали большие и печальные. — Что я тогда буду делать?

Марина прищурилась, внимательно рассматривая свое чадо:

— Ты шутишь или серьезно?

Лена тряхнула головой:

— Да сама я не пойму, мам. Вроде как серьезно.

Марина нахмурилась.

— Ты всегда говоришь чепуху. И в кого ты такая уродилась?

— В енота.

— А я склонна думать, что в дикобраза. Сплошные колючки.

Лена ласково улыбнулась матери. Как же приятно было чувствовать себя в тепле, в безопасности, окруженной любовью и заботой. И как же Лена любила это чувство. Ощущение того, что все в мире складывается, так, как должно: предсказуемо и надежно.

Потянувшись, она поднялась из-за стола:

— Ну, ладно, спокойной ночи, мамочка. Я пойду, — Лена чмокнула Марину в щечку на прощание. — Завтра рано вставать.

— У тебя назавтра, кажется, экзамен намечается?

— Ну, да.

— Ты все выучила?

— Все выучить, как известно, невозможно. Всего, подозреваю, сами преподы не знают. Иначе лекции по бумажкам не читали бы.

— Только попробуй сдать экзамен на тройку, — не страшно пригрозила мать вслед.

Не уточняя, впрочем, чем грозит такое положение дел лично ей, Лене.

Нырнув в кровать, девушка все-таки прихватила с собой умную книгу. Скорее для профилактики нелепым страхам, чем из ученического рвения. Хотя, что греха таить, вовсе не вредно немного освежить в памяти материал. С сей благой целью, Лена раскрыла учебник на заложенной закладкой странице:

"Кровь. Жидкая субстанция организма, состоящая из плазмы, красных и белых телец, гемиглобина, переносящего кислород ко всем клеткам и тканям организма, — провозглашали строки. — Кровь несет питательные вещества, уносит продукта метаболизма. Кровь протекает под нашей кожей, разделяясь на два русла"…

Строчки постепенно утрачивали печатную четкость. Буквы затанцевали, вытягиваясь, принимая изящный, чуть наклонный витиеватый вид:

"Волны качают меня, расступаясь под тяжестью тела. Принимают в огромную колыбель, в ледяные объятия. Меня больше ничто не тревожит, не беспокоит. Я знаю, я чувствую, я ощущаю себя мертвым".