Призрачная любовь
Шрифт:
Боги же выдыхают, порождают магию, живут ею. Лишь с их позволения магией способны владеть и распоряжаться другие существа. Магия, суть жизни. Боги — причина существования. А сиды в этой цепочке лишь профессионалы, ремесленники, лучшие из лучших. Прекрасные, грозные, ужасные, обольстительные, — все это тысячи раз "да"! Но никакие при этом не боги. По сути своей сиды, это духи Перворожденных: ангелов, эльфов, демонов, дроу.
А теперь хватит задавать вопросы. Ложись-ка ты лучше спать. Завтра день будет сложным. Мне нужно приготовить для тебя зелье. К Волшебным Холмам проводить, так уж и быть, я тебя провожу. Но на дальнейшую мою помощь можешь не рассчитывать. Я не глупа, с Мориган сориться
По тону колдуньи, Лена поняла, что Колигрэн не нравится её визит к сидам. Не нравится задание, которое Лене предстояло выполнить. И сама она ей, очень может быть, тоже не по нраву.
А Лене, можно подумать, все это так уж к душе!? Она была бы не прочь узнать, для какого ляда рыжей Кошке понадобился вдруг меч Света из Лунного серебра? Да что толку мучить себя вопросами, на которых ответа не будет.
Проспав ночь, как убитая, на рассвете Лена проснулась в слезах. Ей приснилась мать. Марина плутала в каменном лабиринте и, не в силах отыскать выход, в отчаянии звала дочь. Лена кричала в ответ, но мать не слышала её. Устав кричать, мать принялась руками и ногами бить по белым каменным стенам. Ни один кирпичик не шелохнулся в кладке. Лабиринт не желал выпускать мать из бездушных объятий. Так они и остались стоять по разные стороны стен.
Лена проснулась оттого, что Колигрэн трясла её за плечо:
— Ну что, красавица? Вставай. У нас мало времени, — прошептала ведьма. — Волшебные Холмы открываются на стыке дня и ночи, всего на несколько кратких мгновений. Вот, выпей это, — она протянула красивый пузырек. — Оно сделает тебя для сидов тем, кем ты являешься для всего мира, Посланница Тьмы, — Духом. Невидимым, незримым, не ощутимым. Даже для магии бессмертных. Пей, не медли. Нужно время, чтобы травы успели подействовать.
Лена на мгновение заколебалась. Потом покорно опустошила пузырек, ощущая полынную горечь и прохладу мяты. Ничего не происходило. Если не считать того, что сок полыни имел отвратительный горький вкус.
— Полынь разрушает магию фейри, — с улыбкой пояснила ведьма, — которая лежит в основе более тонкой в своем плетении, магии Сидов. До заката солнца останешься ты невидимкой, неосязаемой, почти всезнающей, как любой дух. Но, как и у всего на свете, у чар есть оборотная сторона. Мертвые, как известно, не чувствуют ничего. И ты, подобно духам, станешь бесчувственной и равнодушной. Не будут тебя огорчать земные печали. Не будут держать земные привязанности. И сила дарованная разрыв-травой, продлиться ровно сутки. До рассвета следующего дня. Не успеешь найти меч за это время, живой из Холмов тебе, скорее всего, не выбраться. Знай, сиды не прощают смертных, осмелившихся дерзновенно проникнуть в чертоги их владений без приглашения. А уж для смертных, рискнувших покуситься на Святыни! Впрочем, такого за всю историю и не было не разу. Так что не знаю даже, чего тебе опасаться.
Лена согласно кивала, как китайский болванчик. Видно, средство начинало действовать. По-крайней мере перед сомнительной авантюрой девушка не испытывала страха. Не было ни сомнений, ни любопытства. Ничего. Как марионетка, которую дергают за веревочки, Лена послушно шла вперед за Колигрэн, перед которой деревья послушно расступались.
Предрассветный лес, наполненный таинством снов, притихнув, прислушивался к шагам женщин. Прислушивался к приглушенному разговору ручейков, притаившихся у корней могучих дубов. Прислушивался к стекающим с еловых ладоней каплям росы. К сонному жужжанию не пробудившихся со сна насекомых. Лес перед рассветом был менее реальным, чем корабль, затерявшийся в туманах небытия. Он не спал и не бодрствовал, овеянный испарениями и ушедшими веками.
Вход в сидхэн открылся внезапно. Ярко, словно золото под лучом прожектора, блеснул проход между двумя вязами. И Лена мгновенно перенеслась на вершину холма. Она оказалась под цветущей яблоней, роняющей сверху ароматные белые лепестки. Над головою колыхал раструбы нежный рассвет, подкрашивая бледно-розовым белоснежную вату облаков. Ветерок, юный, игривый, ласковый, отводил пряди волос от Лениного лица. Целовал губы, лоб, шею, щеки.
Внизу, под ногами, стелились долины, чуть прикрытые от любопытного взгляда тонкой кисеёй рассветного тумана. Ивы пышно рассыпали густые косы по земле. Березы тянули руки к небесам. И розы, всех цветов и оттенков, пышными бутонами украшали землю.
На земле жадный взгляд девушки не отыскал ни одного рукотворного сооружения: ни домов, ни усадеб, ни теремов, ни замков, ни особняков, ни дворцов не было. Неизъяснимо прекрасные, словно ожившие грезы, они парили в воздухе. С многочисленными лесенками и башенками, галереями, переходами, фонтанами и садами.
"Это же целый мир, который по габаритам может быть подобен Земле. — Подумала про себя Лена. — Как же мне за сутки отыскать здесь меч, пусть и волшебный? Задача не проще, чем найти иголку в стоге сена".
Мысль пронеслась и исчезла. Так дождевая капля стекает по стеклу автомобиля, не в силах добраться до тех, кто находится в салоне. Лену не волновали возможные трудности. Не было страха перед наказанием. Не было планов действия. Все казалось мелким, незначительным, по сравнению с открывшейся взгляду красотой.
Раскинув руки в стороны, Лена оторвалась от земли, взлетая, медленно вращаясь вокруг своей внутренней условной оси. Подставив лицо восходящему солнцу, наслаждалась чувством легкости, наполняющим тело. Ощущение полета было волшебным, необыкновенным. Лена перестала быть собой, Леной, и стала чистой радостью. Все земные невзгоды покинули сознание. Ни одно желание не тревожило сердце. В окружающем царстве света не возникало потребности в попутчиках, друзьях, любовниках. Сознание превратилось в солнечный луч, готовый приласкать все, чего коснется, и не готовый задерживаться ни на чем дольше мига.
Именно таким Лена когда-то представляла себе посмертие. Легкость, отсутствие печалей, зависимостей и привязанностей. Мир существовал, во всем природном и людском разнообразии, она могла войти в каждый сад, в каждый дом, насладиться теплом человеческого голоса, лица или улыбки. Но её для мира не существовало.
Навстречу Лене по воздуху неслись всадницы верхом на белых единорогах. Казалось, облака, плененные прелестным видом красавиц, добровольно приняли форму рысаков и теперь бережно несли на себя дорогих сердцу наездниц. Столь совершенными, точенными, волшебными были лики дев, что не находилось слов в человеческом языке, чтобы выразить дивную их прелесть. Темные и светлые кудри вились на фоне фарфоровой голубизны небес. Яркими красками полоскались по воздуху длинные шлейфы нарядов.
Восхищенная и очарованная Лена провожала красавиц влюбленным взглядом, пока те мчались мимо элегантной кавалькадой. Ни одна из волшебниц не уронила в сторону Лены пусть мимолетного, случайного взгляда. Всадницы промчались и истаяли за горизонтом.
Лена продолжала парить в воздухе. Мысли её закружились вокруг Меча Света, на поиски которого у неё оставалось все меньше и меньше времени. Итак, куда направиться? С чего начать поиски? "Нуаду" кельтов созвучно греческим "наядам" — "водные", те, кто обитает в воде? Лунное серебро бывшего морского царя, где ещё можно хранить, как не в морской стихии? И просила меч та, что живет на Меже, опять-таки на воде: Кошка с корабля-призрака.