Призрачные дороги
Шрифт:
– Тащите падаль наружу. Надо сжечь, – приказал Грэзу. Оставлять оборотней в подземелье до прихода воронов было неразумно. Кто знает, вдруг тела способны доползти до своих голов?
Эли первым схватил за ухо волчью башку и пошел к лестнице. Некогда было отдыхать и рассиживаться, драконов ждал следующий двор, свободный от знака «проверено».
– Вы, – ткнул пальцем Грэзу в первую тройку, – стоите на страже. Вдруг полезут через черный ход. Остальные со мной!
Эли решительно подошел к добротной, окованной железными полосами двери и выбил ее пинком. Вторая дверь скрывала уходящую вниз лестницу и стояла открытой настежь. За ней царил непроглядный мрак. Людей не зря назвали «боулу» – они, как крысы, устроили гнезда глубоко под землей, ближе к дому
Едва спустившись, Грэзу понял, что может не справиться с задачей – дом оказался просто огромным. Лестница вывела на верхнюю галерею, из которой лучами расходились коридоры с комнатами. При желании в подобном доме можно было разместить целый майдж.
– Надо подмогу звать. Одни не осилим, – оглянулся Грэзу на Яира.
Маг, задумавшись, прикусил губу:
– Погоди. У меня тут есть кое-что.
Снял с ожерелья на груди одну из круглых бусин. Пошептал, подышал, покатал в руках и кинул на пол. Бусина превратилась в шарик света. Он, повинуясь жесту создателя, послушно отправился в ближайший коридор.
– Мы так жульничаем, когда в прятки играем. – Мальчишка растянул в довольной улыбке губы.
Грэзу резануло слух слово «играем», он окинул товарища внимательным взглядом и вздохнул: правильно Рои сказал, птенец желторотый и есть!
Вскоре огонек вернулся.
– Этот чист! – уверенно объявил маг и сделал пасс в сторону другого коридора.
Буквально через десять минут сирин нашли ответвление, в комнатах которого кто-то прятался: шарик вернулся, сияя разноцветными всполохами. Он подпрыгивал на месте, словно от нетерпения, совсем как живой.
Грэзу прикрылся щитом и быстро скользнул следом за «разведчиком», не замечая, что губы свело судорогой оскала. Рядом тенью держался Вэлвиль.
А шарик уже подскакивал у последней двери. Эли дождался, пока Яир скатает клубок из заклинаний, и вышиб ее. Драконы ворвались, готовясь убивать, но даже одержимость воинов Борра отступила перед открывшейся картиной: в комнате прятались женщина и подросток немногим младше Яира. Скорее всего – мать и сын.
Женщина прижала к себе мальчишку, глядя на сирин круглыми от ужаса глазами. Она даже присела, совсем как испуганная птица, словно надеялась в следующее мгновение оттолкнуться и улететь. Мальчишка и вовсе казался неживым: глаза были пустые, остекленевшие, как у мертвого.
Впервые с начала войны Эли растерялся. В конце концов, он опустил меч, решив оставить людей в живых: пусть дожидаются жрецов и приносят клятву. Все равно Борру не будет радости от душ таких слабых врагов!
Не зная, как донести смысл своего решения до боулу, юноша махнул рукой – мол, не бойтесь – а в следующее мгновение пожалел о своей жалости: мальчишка, вывернувшись из рук матери, попытался проткнуть врага длинным ножом.
Эли убил нападавшего раньше, чем сообразил, что делает – тело привычно среагировало на угрозу. Боулу еще успел дотронуться рукой до рассеченной шеи и посмотреть на собственную кровь, прежде чем рухнул лицом вперед. Женщина упала на колени рядом с умирающим, завыв, как животное. Так выли женщины в Гизе, узнав про Восточный Зиф.
На мгновение Грэзу почувствовал себя самым обычным убийцей. Но сделанного было не исправить, и он попятился, чтобы уйти, не брать на душу еще одну ненужную смерть. Вот только боги рассудили по-другому.
Женщина неумело схватила нож и кинулась на Грэзу, пытаясь то ли зарезать, то ли выколоть ему глаза. Юноша отпихнул сумасшедшую бабу щитом, но та оказалась хуже клеща – бросилась снова. Боулу не боялась смерти. Она хотела только одного – дотянуться до убийцы сына.
Юноша почувствовал себя очень нелепо и обозлился: милосердие не пошло боулу впрок. Эли с товарищами приходилось пятиться от женщины, наседавшей, как бешеная собака. Даже когда Грэзу отобрал у нее нож и врезал по щеке, пытаясь если не привести в себя, то хотя бы испугать, это не помогло. Боулу только выть перестала. Зато теперь она шипела и изрыгала проклятия, продолжая тянуться к его лицу скрюченными пальцами. А когда все оказались в круглом зале, откуда брали начало коридоры, вдруг торжествующе вскрикнула и метнулась к стене, на которой висела длинная железная трубка. Но тут женщину опалило огненным шаром.
Грэзу оглянулся, за его спиной стоял Яир.
Сокол был бледен, но голос прозвучал решительно:
– Там руны какие-то. Не стал рисковать.
Чувствуя одновременно стыд и облегчение, Грэзу кивнул. Облегчение от того, что не от его руки пала женщина, стыд – потому что именно Эли должен был ее убить и не вешать эту тяжесть на плечи мальчишки.
Эли подошел к боулу. Ее левая сторона груди почернела и обуглилась до самых костей и даже глубже. Что-то багровое трепыхалось под обгоревшей плотью. Рана была смертельной, но умирающей еще хватило сил выдохнуть «крет тэ!» [9] , прежде чем у нее закатились глаза.
9
проклинаю тебя!
Теперь, когда Хозяин теней забрал душу боулу, согнав с ее лица гримасу ненависти, женщина выглядела по-другому. Светлые, собранные в толстую косу волосы, полные чувственные губы, темные дуги бровей. Пожалуй, эту боулу можно было даже назвать красивой. А еще – слабой и беззащитной, самой обычной женщиной, дело которой любить мужа и рожать детей. Да, все было бы именно так, если бы не одно «но»…
Грэзу резко распрямился.
Ядовитые крысы рожают только крысят с ядовитыми зубами! И самым щедрым подарком для них будет быстрая смерть!
– Пойдем. Ты молодец, Яир! – хлопнул Эли мага по спине. Тот ничего не ответил.
Первый день в Сырте показался нескончаемым. Город был огромным, и его нутро походило на души самих людей: оно оказалось таким же смердящим. Эли встретил все: нежить, высохшие трупы, смельчаков, готовых бороться до последней капли крови, и трусов, падающих на колени при одном только взгляде на вооруженных чужаков…
Сначала драконы оставляли в живых тех, кто не сопротивлялся, но когда одного из воинов Эли убила женщина, вогнав ему в спину узкий стилет, а другой чуть не погиб в заготовленной ловушке, сирин озверели. Даже Яир стал действовать по-другому: сразу плел смертельное «пламя дракона» и зашвыривал его в комнату с затаившимися людьми. Огонь всего на мгновение превращал комнату в пекло преисподней, но этого времени хватало, чтобы в ней не осталось живых. Да и не-живых тоже. И все бы ничего, если бы среди тел боулу иногда не попадались маленькие обгорелые трупы. С каждой такой находкой Эли в сердце колола ледяная игла. И не его одного – Яир почти сразу перестал заглядывать в комнаты, чтобы проверить работу заклятия. Он даже в глаза Эли смотреть перестал: то ли боялся в них увидеть то, на что отказался смотреть, то ли – что Грэзу сам заглянет в душу друга глубже, чем надо. А вот Эли не мог устоять, его неудержимо тянуло в почерневшие от копоти комнаты. Это было не болезненное любопытство, а что-то совершенно отвратительное… Как юродивые в приступе падучей раздирают свои раны, так и Грэзу мучил душу зрелищем смерти, повторяя «сами, сами виноваты!», пока внутри все не умерло. В конце концов, у дракона осталось только одно желание – закончить с заданием и как можно скорее убраться из этих проклятых нор!
Когда силы Яира закончились, Эли отдал приказ об отдыхе, отправил гонца на поиски Рои, а сам свалился в изнеможении под деревом во дворе последнего дома. Юноше даже амулет уже не помогал – душа превратилась в безжизненную пустыню. Где-то в ее мертвой глубине рокотали барабаны, раздавались крики ярости и рассекали воздух железные крылья. Это было намного, намного хуже, чем после Восточного Зифа.
И не ему одному: Вэлвиль, который так хорошо продержался весь день, неожиданно простонав «не хочу так!», выдавил: