Призрак-40-2242. Литературный сборник
Шрифт:
– Нет, я её никогда не одолею, – огорченно сказал он вслух.
– Что – то не так? – спросил курсант.
– Ты что-нибудь петришь в этом деле? – безнадежно спросил Валера и показал на линейку.
– А-а, это… Ну, не на уровне доктора математических наук, но получалось. Покажи, как ты делал?
– Смотри, – Валера задвигал движком, засопел и установил бегунок на конечный результат.
– Все понятно, – сказал курсант. – Ты не учитываешь разряды делений, а отсюда и ошибка. Толя, – протянул он руку.
– Валера.
– А
Работая с линейкой, Толя объяснял, что такое разряды делений, как считывается результат.
– При навыке в работе, можно получать значения до четвертой цифры. И не спеши. Сначала дробное число умножай на целое, потом простенькое, например: два и четыре на один и два. Потихоньку научишься. Все надо делать морамора, как говорят на Мадагаскаре.
– А что это означает? – спросил Валера.
– Тихо – тихо или потихоньку, – улыбнулся Толя. – Потихоньку от простого к сложному.
– М-да, – сказал Валера. – А ты где научился?
– У меня отец кандидат физико – математических наук.
– О, как, – сказал Валера. – Тебя – то чего в мореходку занесло?
– Удрал, – сказал Толя. – Отец хотел, чтобы я стал художником, а это свободная профессия, богема, там такая коньюктура…
– Так ты рисуешь?
– Художники пишут – маслом или акварелью. Сейчас – да. Замполит попросил изобразить, на свой вкус, что – то похожее на Айвазовского…
– А можно посмотреть?
– Это только эскиз, набросок. Я вообще-то не люблю показывать наброски. Да ладно…
Сорокин подошел к «эскизу» и ахнул:
– Это ты нарисовал?
– Нравится?
– Я, конечно, мало в этом понимаю, но твой набросок… Елки – зеленые!.. Нет, Толя, твой отец прав – тебе не место в мореходке. Тебе надо в академию художеств.
– И ты туда же…
– Толя, я не из «шестерок». Да и чего мне перед салагой лысиной по паркету стучать… Но тебе скажу прямо, ты – гений!
– Да знаю я, – не смутился Толя. – Может, и приду я в академию, но хочется не с пустыми руками, а чтобы с десяток таких работ было, что – ух!
– Слушай, фамилию свою скажи.
– Зачем? Нет, ну, пожалуйста, Педан.
– Запомню.
Толя усмехнулся.
– Ты извини, Валера, мне ещё над композицией поработать надо. Фигура вот этого моряка – он показал карандашом – не очень нравится. Надо бы добавить экспрессии. Не находишь?
– Я в этом не понимаю, – смутился Валера. – Про компрессию знаю, а экспрессию – нет.
– Расскажу при случае, – сказал Толя и склонился над рисунком.
– Ну, не буду мешать, – сказал Валера.
– Ага, – кивнул Толя.
Много – много позже, когда Валерий Павлович Сорокин – уже поседевший – смотрел мульт – фильм: «Жил – был пёс», в титрах мультика, среди фамилий художников – мультипликаторов он встретил знакомую: А. Педан.
«Неужели тот самый!..» – ахнул он в душе, а вслух сказал, улыбнувшись:
– Мора – мора…
– Это что? – спросила жена.
– Да так… Очень далекая юность. У нас в мореходке учился один парень А. Педан – ушел со второго курса. Талантище! Рисовал, как Рафаэль. Он если что – то делал, то говорил: «мора – мора» потихоньку, значит.
– Это ты к чему вспомнил?
– Да вот… припомнилось, – сказал он, не вдаваясь в подробности.
Воронов работал до изнеможения. Мысль о том, что он может оказаться в «середнячках», и его будут держать в училище, только потому, что здорово играет на трубе, его угнетала. Он со всей пролетарской силой вгрызался в гранит науки. А тут ещё Менинзон вздумал дать ему сольную партию на трубе и мордовал на репетициях. Всё это вместе изматывало Колю до последнего.
Моисей Самуилович считал себя последователем Глена Миллера и разучивал с оркестром музыкальную тему «Поезд на Читачунгу». Где соло на трубе отводилось Коле Воронову.
– Так – так – так, – усмехнулся Аркадий Ильич, – разучиваем зарубежную эстраду?.. Советским курсантам насаждаем буржуазную идеологию… Интересные дела в вашем оркестре, Моисей Самуилович, вы не находите?
– Но позвольте! – возмутился Менинзон. – Эти мелодии слышит вся страна! «Серенада Солнечной долины» идет в широком прокате.
– И что?
– Да ничего, собственно, раз фильм шагает по стране, следовательно, его одобрили на самом верху!
– А вы зря нервничаете. Если этот фильм посмотрит тракторист или доярка – это один момент. Но мы с вами готовим командные кадры для флота. Улавливаете разницу? Вы заранее подготавливаете курсантов к буржуазной культуре и негативному восприятию советских идеалов и музыки в частности. И я, как заместитель начальника училища по политической части, очень рекомендую сменить репертуар оркестра.
– Тьфу! – сказал Менинзон. – Это же черт знает что! Так я не знаю, куда мы можем докатиться…
– Вот именно, – сказал замполит. – Здесь я с вами совершенно согласен.
– Может вы перегибаете, Аркадий Ильич, – сказала историк Людмила Васильевна, которую все в училище звали Людочка. – Я смотрела этот фильм. Очень веселая музыка. Не понимаю, что вы в ней нашли… разлагающего?
Разговор шел в преподавательской.
– Очень жаль, Людмила Васильевна. – Уж вам-то, как историку… Очень жаль…
– О чем разговор, коллеги? – спросил Юрий Федорович, входя.
– Замполит утверждает, что я занимаюсь целенаправленным разложением курсантов, – взволновано сказал Менинзон. – А оркестр следует разогнать, только потому что мы решили исполнить всего лишь одну композицию Глена Миллера! По той лишь причине, что эта музыка написана в США.
– Что за вздор! – поморщился начальник училища. – Это так, Аркадий Ильич?
– Не совсем. Я предложил Моисею Самуиловичу сменить репертуар. И всё.