Призрак-40-2242. Литературный сборник
Шрифт:
– Мать – фельдшер в больнице, а отец на заводе работает, слесарь.
– Вот этой версии и держитесь, я понятно излагаю?
– Так точно.
– Садитесь. И прежде чем что – то сказать – подумайте. Ваше счастье, что я сам – недавний студент…
– Эх ты… Контра недобитая… – шепнул Сорокин. – Нашел о чем языком молоть…
– Пошутить хотел, – шепнул Петя.
– Пошутил?.. – сказал Валерка. – Хорошо, если никуда не капнет…
– Наговорились? – терпеливо спросил Аркадий Ильич. – Я-то не капну, как вы говорите, курсант. Смотрите, как бы свои не заложили… Итак, продолжим. Изучать предмет мы начнем с «Философских тетрадей» В. И. Ленина. Запишите
Список оказался внушительным.
– И это все прочитать? – изумился Воронов.
– И законспектировать. Но это не значит – переписать ту или иную работу. А кратко изложить её основную мысль
– Ни фига себе… – вздохнул Воронов.
Сорокин изо всех сил тянул руку. Закончив с Мартыновым, и очень довольный собой – поставил – таки курсанта на место – он оглядел аудиторию, заметив руку Сорокина.
– Что у вас, курсант? – спросил он недовольно.
– Курсант Сорокин, – поднялся Валера.
– Слушаю вас.
– Аркадий Ильич, а вы в бога верите? Бог есть или нет…
– Вообще – то я – агностик.
– Объяснил, – шепнул Коля Рогову.
– Нам марксистам – ленинцам не пристало верить в бредни, что распространяют служители церкви. Религия – опиум для народа и она является идеологическим инструментом, с помощью которого царизм управлял народом. Слава Богу, мы с вами живем в социалистическом государстве, где поповщина, церковь никакого отношения к государству не имеют, отделены от него, а мы с вами, вместо Закона божьего изучаем основы марксистко – ленинской философии, которая напрочь отметает попов и иже с ними. Курсант, я не понимаю, чему вы улыбаетесь… Ваша фамилия?
– Воронов, – поднялся Коля.
– Что я сказал смешного?
– Да ничего, – мрачно сказал Воронов. – Настроение хорошее, а вы – извините – на Тарапуньку похожи.
– А-а… – улыбнулся замполит. – Мне все это говорят. Садитесь, Воронов.
На следующей «паре» пришел Менинзон, мрачный, как курсантская жизнь.
– Допрыгались? – спросил он с порога. – Садитесь. Ученье – свет, – злобно сказал он, – а неученых – тьма. И что мне с вами делать?
Ответом было ожидающее молчание.
– Вот и я не знаю…
– Чего это он разошелся? – тихо спросил Рогов Колю.
– Ты у меня спрашиваешь?.. Не знаю…
– Третий стол – разговорчики! Ладно, черт с вами! Доставайте самую толстую тетрадь и пишите название курса: «Детали машин». Перевернули страничку. Написали – «Введение», а ниже пишем: «Машины в зависимости от сложности и габаритов разделяются на некоторое число сборочных единиц – в скобках узлов и деталей. – Написали? – Деталь – изделие, изготовленное из однородного по наименованию и марке материала…». И пошло, и поехало… Два часа курсанты пыхтели, не разгибаясь, записывая за преподавателем.
– Ой, зачем я на свет народился, ох, зачем меня мать родила?.. – сказал Воронов после занятий. – Это же…
– Так это только начало, то ли еще будет, – Вася тряхнул рукой.
– Вот тут и подумаешь… – тоскливо заметил Воронов, – а не свалял ли я дурака …
– Вопрос не в тему, – сказал Вася.
Воронов промолчал.
Когда утихли первые радости по поводу перехода школы рядового состава в среднее мореходное училище, то многие курсанты задумались. Ну – да, оно, конечно, здорово, но планы намечались совсем другие, а тут снова за парту, и ещё неизвестно закончишь ты это училище или нет… Начальник на построении не на шутку разошелся. И он по – своему прав. Но сомнения терзали второй курс. Дома ожидали, что сын через год самостоятельным человеком станет, а выходит ему трубить и трубить, как медному котелку. Наверное, приятно прийти на судно не матросом, не в машинное отделение рядовым, а штурманом или механиком. Легко сказать – сделать попробуй… Поддался общему унынию, царившему на курсе, и Коля Воронов. Да и в окружении молодежи он чувствовал себя неуютно. Двадцать четыре года, вроде как, и не возраст, чтобы думать о старости, пенсии, склерозе и обо всем, что сопровождает пожилых людей. Так это с одной стороны. А с другой – было бы куда комфортнее на душе, если бы не ушел Князь, например. Где он теперь?.. Гуляет, видать, по заграницам, пьет джюс, орандж, купается в бассейне, а вечерами ходит по заграничным бабам.
В это время, когда Воронов терзал себя, слегка завидуя другу, Князев стоял у борта своего судна и мрачно смотрел на порт Находка. Он тоже завидовал Воронку – новость о том, что его оставили в училище, каким – то путем достигла ушей Князя.
«И что я хотя бы на балалайке не играю, – тоскливо думал он, – везет же Ворону… Говорила мама – учись, так нет… А теперь – не слушал мамку, слушай склянку… Тут и к бабке не ходи, Моисей расшибется, но оставит его в училище. Играет Коля на трубе, что Луи Армстронг, заслушаешься. Эх – х…».
Князев сплюнул в темные воды бухты и отвернулся от панорамы порта. Да, он моряк, ходит в «загранку», виза открыта, зарплата не хилая, можно приодеться и сменить форму на гражданское платье, можно и в ресторан посидеть, но всё это мелочи. Придет Коля на коробку – четыре года пролетят, не заметишь – механик, отдельная каюта, зарплата побольше, опять же, комсостав… От вахт, конечно, не отвертеться, так зато пришел в каюту и кум королю, сват министру. Хоть на голове стой. И тут мысль, сверкнувшая в мозгу, заставила его вздрогнуть.
– О, а что это я?.. – вслух сказал Князь. – У меня же десять классов… Ну – у, Коля, мы ещё посмотрим… Я же заочно могу ДВВИМУ окончить! Плавсостав, куда они денутся…
– Князь, ты с кем это разговариваешь? – спросил вахтенный матрос, что скучал у трапа.
– Сам с собой, – ответил Князев.
– Бывает, – согласился матрос. – Я, например, тихонько пою на вахте, когда нет никого. Говорят, что у меня голос, как у Лемешева. Ты бы в город сходил, так и шиза посетить может.
– Я в каюту, – сказал Князев, – придавлю ухо минут на шестьсот.
– Тоже дело. А я бы сходил, – мечтательно произнес матрос. – Возле якорей всегда телку снять можно. Да не вырваться, завтра уходим.
– Далеко – не знаешь?
– Штурмана говорили, что в Сидней, это в Австралии.
– Я в курсе, что Сидней в Австралии.
– Молоток, – матрос отошел к трапу, а Князев спустился в каюту.
Сидней, Гонконг, Порт – Саид, Бомбей – какая разница, в конце концов…
В классе самоподготовки находился один человек. Первокурсник из судомеханического. Сорокин, не обращая внимания на то, чем занимается курсант, уселся за стол, открыл тетрадь и погрузился в тайну логарифмической линейки. Кажется, все просто. Но два умножить на два выдавало верный результат – четыре, а вот 12,5 умножить на 3,4 – не получалось. То есть результат был, но, как говорится, ни в какие ворота, а уж тем более с ответом не сходился. Валера открыл руководство по линейке, внимательно прочел главу о действиях с десятичной дробью, попробовал опять, и снова вышло черте что.