Призрак Адора
Шрифт:
Он взял топор, сходил к плахам, принёс оба болта, подправил их острия напильником, бережно уложил в гнёзда футляра. Спросил Бэнсона:
– Тебе двадцать-то есть?
Тот кивнул.
– Какого народа?
– Шотландец.
(Я был горд за него.)
–Мальчишка-шотландец, – криво улыбнулся кузнец. – Пришёл и забрал. А я так привык к нему.
Посмотрел в сторону раскрытого футляра, вздохнул. Махнул рукой, повернулся к столу. Спросил:
– А сколько там ещё пива в бочонке?
Спросил, на мой взгляд, для того лишь, чтобы хоть что-то сказать. Потому что уж в пиве-то у нас недостатка не было.
ГЛАВА 2. ПРИЗРАКИ
Да, страшные псы продолжали свой бег. Мерно вздымались и опадали призрачные тяжёлые лапы – невесомо и медленно. Очень медленно – по меркам нашего человеческого времени, но ужасная сила их была не в скорости, нет, а в том достаточно известном проявлении Судьбы, имя которому – неотвратимость. Я был обречён.
УПРЯМЫЙ МЕРТВЕЦ
Умирающий теперь всё время был в сознании. Лишь ночью, да в некоторые часы дневного забытья слух и зрение уходили от него. Ни словом, ни жестом не выдавал он своего присутствия. Ему мучительно хотелось перевернуться, уменьшить злую боль в измученном теле, но он заставлял себя лежать неподвижно. Не открывая глаз, лежал и терпел. И внимательно слушал неопасливые разговоры.
Однажды ночью пришёл миг, когда он начал возвращать себе силы. Вечером он на слух довольно точно определил количество выпитого пиратами рома и, оценив силу и глубину носового посвиста и храпа, решился на маленький подвиг. Медленно-медленно он перетащил и положил левую ногу поверх правой и так же медленно вытянул через грудь левую руку. Потом одним долгим томительным движением перекатился на правый бок. Боль хлёсткой волной пронеслась по всему телу, сдавила глаза, прощёлкнула по суставам. Человек обильно и вязко вспотел. Но сознание удержал, не провалился в давящую ватную муть и, стиснув зубы, завершил подвиг: спихнул ноги с лежанки, упёрся локтем и сел. Посидел, дрожа от напряжения, полминутки и перетащил себя обратно – лёг на спину, лицом вверх. Полежал, окатываясь потом, и вдруг медленно, широко улыбнулся. В мерцающем лунном ночном полумраке блеснул и истаял зловещий оскал.
Бык и Тонна тихо и мирно коротали время. А человек в одну из ночей встал и вышел из хижины. После маленькой трудной прогулки он лежал и снова, невидимый в темноте, улыбался. Днём же он по-прежнему не открывал глаз, медленно глотал вливаемые в него бульон и подслащённую воду.
Когда Бык и Тонна, прикончив запасы, отправились к Мадагаскарским торговцам на своей старенькой шлюпке, человек устроил себе праздник. Голый, костлявый, с косматыми, завшивевшими волосами и бородой, он спустился, дрожа от слабости, к подножию островка, сполз в тёплую морскую воду и блаженно вытянулся. Подняться наверх ему уже не хватило сил, и он заночевал здесь же, на берегу.
Ещё через неделю, когда друзья вновь убрались с острова, их пациент взялся за дело по-настоящему. К тому времени он знал уже все их нехитрые тайны. Немного поработав лопатой и заступом, он выволок на свет и притащил к хижине два больших сундука. Сбив замки, он вывалил в общую кучу содержимое. Отбросив в сторону одежду и разные, более или менее ценные безделушки, он отделил оружие. Выбрал самый, на его взгляд, хорошо закалённый клинок и целый час оттачивал его на широком, тонкого зерна, бруске. После этого он отдыхал. Сидел, щурился на солнце, перетирал в
Весь следующий день он гулял по лесочку, купался, валялся на горячем песке. Иногда, замерев и прижмурив глаза, он всматривался в какую-то одному ему видимую даль, грустно улыбался, трогал рукой свои круглые шрамы. Морской воздух, сухой и солёный, вкатывался в грудь, тёк по жилам, сушил и зализывал раны.
Через два дня, заметив появившуюся вдали точку шлюпки, он ещё раз побрился, вымылся горячей водой и натянул на себя самую лучшую и богатую, какая только нашлась в сундуках, одежду.
Поднявшиеся по тропинке друзья-пираты, не дойдя до хижины десятка шагов, остановились, поражённые, замерли. Смуглый, бритый, в роскошной одежде человек сидел у небольшого костерка и шевелил его кончиком шпаги. Он не успел произнести заготовленное приветствие. У тех, кому он собирался сказать доброе словцо, привычка и сноровка взяли своё: сбросив с плеч на землю корзины, они выхватили ножи, раздались чуть в стороны, пригнулись.
– И всё-таки я приветствую вас, джентльмены, – спокойно проговорил человек. – Тебя, Оливер. Тебя, Матиуш. Подходите, присаживайтесь у огонька.
Подчиняясь его невидимой силе, разбойники сделали несколько шагов, затем, словно опомнившись, остановились, растерянно переглянулись. Матиуш расслабил руку; кончик ножа дрогнул и опустился. Оливер, наоборот, перехватил свой поудобнее, мягкими, отработанными в частых схватках шажками потёк вперёд.
– Глупец, – спокойно произнёс человек. – Ты видишь, что одежда на мне – из ваших сундуков? Ты помнишь, что там было кое-что ещё?
С этими словами он извлёк засунутый сзади за пояс пистолет и умелым, коротким движением направил его точно в середину широкой груди Оливера. Тот, словно споткнувшись, врос в землю, замер в каких-то трёх шагах.
– Вот и хорошо, – миролюбиво продолжил человек. – Подходите, присаживайтесь…
Бык растерянно оглянулся на товарища, поднял обмякшую руку, озадаченно почесал кончиком ножа волосы под шляпой, а человек отвёл от его груди ствол, качнул им приглашающе в сторону костра, и Оливер, поймав опытным взглядом этот жест, коротко, без замаха, от головы, сильным вращением туловища метнул свой тяжёлый и длинный нож. Но не он один знал толк в этом блескучем, скруглённом движении плеча. В ответ на почти не видимый взмах руки человек лёгким рывком сдёрнул в сторону своё туловище и голову – ровно настолько, чтобы нож, обдав ухо волной воздуха, мелькнул и звякнул о камень стены за спиной.
– Нравится тебе твоя шляпа, Оливер? – на секунду скривившись от боли в лопнувшей кожице, стягивавшей едва заросшие шрамы, проговорил человек и, подняв руку, выстрелил.
Метнулся в лицо бросавшего плотный клуб дыма, но за миг до этого пуля сшибла с его головы самодельный меховой колпак с широкими мохнатыми полями. Бык побагровел, попятился, но через секунду повернулся к Тонне и заорал:
– Дай мне нож! Скорее, пока у него пистолет разряжен!
Он почти силой выхватил нож из руки товарища и вновь решительно и упрямо развернулся к противнику. Тот лишь покачал головой: