Призрак Белой Дамы
Шрифт:
Дальнейшие отговорки граничили с бестактностью, и Джонатан предпочел отмолчаться. Клэр с усмешкой смотрел на его насупленное покрасневшее лицо. Затем он повернулся ко мне, и я окаменела: никогда прежде я не видела у него такого взгляда.
— Я заметил, вы не ездите верхом на Султане после этого приключения.
— Я не доверяю Султане.
— Вам не следует поддаваться таким неразумным страхам.
— Мои опасения не безрассудны, — запротестовала я. — Если бы я неправильно обращалась с ней или потеряла над ней контроль,
— Звук? Какой звук?
— Но я, должно быть, говорила вам. Это был очень странный шум, почти свист. Возможно, так свистнула птица, но если она пугается обычных звуков…
Клэр прервал меня. Он не раз прерывал меня, не давая закончить мысль, не задумываясь, как неприятно действует на нервы такое поведение.
— Вы, может быть, вообразили, что я дал вам плохо выезженную лошадь. Султана — самая послушная лошадь в моей конюшне. Она не сдвинется с места даже в пекле сражения.
— Прекрасно, — ответила я. Мой ответ ничего не значил, но Клэру нужны были не слова, а мое согласие и покорность. Я не поднимала глаз на Джонатана, боясь увидеть на его лице выражение жалости и, безусловно, презрения к моей персоне, которую смели выругать в чужом присутствии, как капризного ребенка.
Все остальное время обеда я провела в молчании. Оставив мужчин, угощавшихся вином, я не вернулась в гостиную, а направилась в свою комнату. Но мне не удалось так легко отделаться. Спустя какое-то время в комнату вошел Клэр.
— Господин Скотт отправился в деревню за своим саквояжем. Я предложил послать слуг, но он настоял на своем. Что за простолюдин!
— Зачем же вы тогда попросили его остаться?
— Для вас, конечно. Я подумал, вам будет приятно самой увидеть вашего былого обожателя вздыхающим у ваших ног.
Я зевнула с притворной скукой:
— Я никогда не понимала, с чего это вы взяли. Мистер Скотт вовсе не был моим поклонником. Он всегда бранил меня и насмехался над моей бестолковостью.
— Каких еще ухаживаний вы ожидаете от этой деревенщины? Оцените хотя бы его верность: он проделал долгий путь, чтобы увидеть вас.
— Он приехал не для этого, он приехал по делу.
— А почему, — спросил Клэр вкрадчиво, — вы так думаете?
— Почему, почему, потому что нет других причин для его приезда.
— Блестящая женская логика! Но я полагаю, причина существует.
— Какая же, Боже мой!
— У него есть предлог — небольшое дельце, как вы изволили выразиться. Однако думаю, что он приехал ради вас. Хочет убедиться, что с вами все в порядке, вы счастливы, я не избиваю вас.
Он засмеялся беззаботно, но что-то в его взгляде заставило меня похолодеть.
— Вы не бьете меня, — подтвердила я, — а если бы и били, что он мог бы сделать?
— Ах, — сказал Клэр рассеянно. — Ну, сделал бы что-нибудь. Возможно, не то, что ему бы хотелось, но… — Его слова замерли в тишине, а он остановившимся взглядом смотрел не на меня, а на огонь, мерцающий в очаге. На какое-то мгновение языки пламени отразились в широко раскрытых глазах Клэра, и его зрачки блеснули кровавым отсветом.
Этот оптический обман длился всего лишь мгновение, и непонятно, почему это так испугало меня. Но когда Клэр поднялся на ноги и, все еще не отрывая взгляд от огня, вышел молча из комнаты, я затряслась, словно в припадке лихорадки.
На следующее утро я смогла более спокойно обдумать вчерашний странный разговор, но от этого он не потерял своего значения. Временами мне казалось, не сомневается ли Клэр в моей верности, но я отбросила эту мысль как абсурдную. Однако для всех окружающих насмешки Клэра над Джонатаном походили на поведение ревнивого мужа.
Ну что же, глупо или нет, пусть он считает, что я поверила в его ревность. Я не дам Клэру ни малейшего повода сомневаться в моей верности. Я буду холодна в обращении и осмотрительна в поведении с Джонатаном.
Как и многие хорошие решения, мое, тоже не продержалось слишком долго. Я совершила одну роковую ошибку — не распознала, откуда грозит опасность. Я стремилась избежать лёгкого флирта, чего-то вроде приключения с Фернандо. И мне это удалось: не было ни потаенных взглядов, ни нежных вздохов. Но, избежав внешних признаков любви, я стала жертвой любви подлинной, угодив, как говорится, в скрытую ловушку. Сравнение, далекое от романтики, но более точное, чем поэтическая фраза. Все, что я когда-то слышала или читала о любви, не дало мне представления, какой она бывает в действительности. Я любила, еще не осознавая этого.
Я могла разговаривать с Джонатаном. Это звучит так просто. На самом же деле представьте вытащенного из воды полузадохнувшегося человека, жадно хватающего воздух, или существо, рожденное с крыльями, но которому не позволяли летать; теперь оно сбросило оковы и взлетает в небо, крича от восторга: «Я родилось для полета, это то, к чему я стремлюсь!»
Помню первое утро нашей совместной прогулки. Я была бдительна и попросила одного из помощников конюха сопровождать нас, заявив, что после того злосчастного туманного дня я боюсь потеряться. Мы не прошли еще и пятидесяти метров от дома, как я сбросила оковы и поднялась в небо.
Джонатан спросил что-то о деревне, я ответила, и слова полились из меня, как вода сквозь разрушенную плотину. Оставшиеся без работы мужчины, страдания детей, загрязнение рек — все эти новые идеи, кипевшие в моем сознании, не находя выхода, которыми я не могла ни с кем поделиться.
Он слушал, кивая головой, устремив глубокие черные глаза на мое лицо. Он слушал! Должно быть, я проговорила добрых десять минут до того, как поняла, что говорю. Я читала ему ту же проповедь, какую когда-то прочитал он мне.