Призрак Белой Страны. Бунт теней исполненного, или Краткая история «Ветхозаветствующего» прозелитизма
Шрифт:
— Гражданин Кузьмин?
— Да.
— А это ваши жена и сын?
— Да.
— Так, так.
— У меня что-то не в порядке?
Вертя в руках документы, карлик задумчиво спросил:
— Из какого сословия будете?
— Из мещан.
Мальчик так и не мог до конца понять: почему отец обманывает? Почему скрывает, что он — князь, из рода Горчаковых. Что жена его — дочь богатого купца. Но родители предупредили: этого говорить нельзя.
Выходит то, чем он раньше гордился, приходится скрывать?
Теперь карлик посмотрел именно на
— Среди мещан, гражданин Кузьмин, немало тех, кто помогал и помогает революции.
— Я ей сочувствую, — пробормотал отец.
— Так, так… Зачем же едете в Ростов?
— Голодно в столице. А там — мои родственники. Авось совместно выживем.
— Контра там недобитая! — гаркнул один из бородатых. Отец опустил голову, пожал плечами:
— Я. не знаю.
— А знать надо, — язвительно поучал карлик. — Может, и вы такая же контра?
— Да нет же, нет!
— Однако сбегаете.
— Да помилуйте, господин комиссар, чем же я так насолил революции?
— Разве я сказал, что насолили? Будь такое, с вами разговаривали бы по-другому. Пуф! — карлик приставил указательный палец к виску, а большой опустил вниз, изображая револьвер.
Это короткое слово заставило мальчика вздрогнуть. Мозг ребенка осознавал, что сделать «пуф» маленькому уродливому существу ничего не стоит. Последовало несколько невыносимо тяжелых минут, карлик продолжал изучать документы. Все висело на волоске: вдруг он что-то заподозрит?
И тут карлик выдал:
— Ненавижу колеблющихся! Их всех надо к стенке! Бегут с корабля революции. Я ведь и на Юг приду. Я повсюду приду. — И вдруг подмигнул мальчику. — Главное, малыш, ты это запомни.
Неизвестно, чем закончилось бы дело, но всех отвлек какой-то шум в конце вагона. Карлик быстро вернул отцу документы и скомандовал:
— Быстро туда!
Больше карлик и его помощники не вернулись. Поезд тронулся, увозя мальчика и его родителей на спасительный Юг.
Нет, карлик не ушел. Он нередко возвращался, терзая сознание сначала ребенка, потом юноши и уже зрелого Александра Горчакова. Девятнадцать лет прошло, сколько ужаса и трагедий пришлось пережить ему во время Гражданской войны и после нее! Однако карлик в кожаной куртке оставался для него злым гением. Александру казалось, что все пережитое — только прелюдия к чему-то еще более кошмарному. «Я повсюду приду!» — звучало тяжелым реквиемом по установившемуся временному спокойствию.
Ночь была душная, хотелось пить. Александр поднялся, направился в сторону кухни. Подошел к большому медному самовару, как вдруг. Чья-то тень! Человек опередил его, нахально уселся за стол. Александр ни секунды не сомневался: это горничная Лена. Чего ей-то не спится? Только что-то странное в ее фигуре: она будто бы сократилась в росте. И вообще. перед ним мужчина?!
Щелкнул выключатель, остро вспыхнувший свет лампы осветил сидящего спиной к Горчакову маленького человечка. Но вот он повернул голову, вываливающиеся из орбит глаза хищно сверкнули:
— Я ведь обещал, что приду.
Александр оцепенел. Но безволие быстро уступило место страстному желанию покончить с уродцем. Как обнаглел: заходит без спроса в любой дом, устанавливает свои порядки. Горчаков сделал резкий шаг к столу. В тот же миг что-то громыхнуло за окном, свет погас, но темнота не овладела миром. Он глянул в окно и ясно увидел, как над землею поднимается кровавая заря. Красные блики освещали деревья, плясали по стенам. Зачарованный жуткой картиной, Александр на мгновение онемел, а когда вновь перевел взгляд на непрошенного гостя, то заметил… что того и след простыл.
«Это что, бред?»
Позабыв о жажде и обо все остальном, Александр бросился из кухни.
Когда сон наконец пришел, то оказался он странным и тревожным. Полная женщина в кокошнике напевала любимую гимназическую песню: «Конфетки, бараночки», но закончить ее не смогла: с разных сторон на нее налетели несколько карликов в кожаных куртках и куда-то потащили.
Горчакова разбудил настойчивый голос служанки. Она несколько раз повторила: «Александр Николаевич, пора!». Александр раскрыл глаза и бессмысленно посмотрел на нее, даже брови нахмурил. Однако служанка, кокетливо поправив прическу, повторила:
— Александр Николаевич, подъем.
— Сколько сейчас?
— Половина одиннадцатого.
— Не может быть.
— Взгляните сами.
Горчаков прекрасно понимал: Лена не обманывает. На дворе — май, двадцать седьмое число, 1937 год, и на часах — ровно половина одиннадцатого. Ему пора в редакцию. Пропади она.
— Пора в редакцию, — подтвердила Лена.
Почему так тяжело вставать? Ах да, он плохо спал ночью. Ходил на кухню и. увидел там карлика.
— Лена? — спросил он, — у нас в доме ночью ничего не случилось?
— А что могло случиться? — удивилась девушка. — Лампочка перегорела.
— Лампочка?.. Надо купить другую. А сейчас — под душ!
— Потереть спинку? — ласково предложила Лена.
— Не надо.
— Почему?
— Милая, давай не будем.
— Как не будем? Никогда?..
— Никогда. На работу пора, и сон дурной снился.
— Сон — ерунда. А лучшее лекарство от кошмаров — интим.
— Мы же договорились.
— Ну да! Я не ревную вас. Как и вы меня. Свободная любовь! Так учили Клара Цеткин и Коллонтай (известные деятели мирового революционного движения, любительницы крылатого эроса. — прим. авт.).
Горчаков подскочил! Сердито бросил:
— Я просил. приказывал никогда не вспоминать эти фамилии.
— Почем-у? — пропела Лена.
— Ты с какого года?
— С семнадцатого.
— А я с десятого. Я прекрасно помню Цеткиных, Коллонтай и иных марксистов. Кстати, а откуда ты про них знаешь?
— Водопроводчик Витя рассказывал. Еще он сказал, что и вы марксист.
— С какого боку?
— Вы тоже сторонник свободной любви. Сколько женщин нашего города побывало в ваших объятиях!