Призрак Белой Страны. Бунт теней исполненного, или Краткая история «Ветхозаветствующего» прозелитизма
Шрифт:
— Как можно спрятаться в доме, когда вокруг постоянно снуют люди? — Алевтина постучала в напряжении пальцами по столу.
— Спрятаться можно, если тебя спрячут.
— Тогда опять приходим к тому, что в деле замешаны домочадцы. Кто-то из них показался тебе подозрительным?
— На внешний вид все они ангелочки.
— А что насчет личной жизни Федоровской? Мужчины? Карточные долги?
— Насчет карт. Никогда не слышал, чтобы она играла. Город у нас небольшой, слухи бы быстро разнеслись. Мужчины. Был у нее друг, управляющий
— Я в курсе, — перебила Черкасова, не давая произнести вслух имя священной коровы, иногда подпитывающей и саму редакцию. — А еще?
Горчаков передал слова Лики о черноволосом с усищами. Вроде бы тот имел на актрису влияние.
— Любопытно: черноволосый с усищами, — Алевтина силилась вспомнить, не похож ли он на кого из ее знакомых или друзей. — Корхов ничего не сообщил?
— Дождешься от него чего-нибудь кроме ругани!
— То есть пока ты ничего существенного не узнал? Александр развел руками, чем привел Алевтину в негодование:
— Это дело мы обязаны довести до конца. Ты обязан! Прояви настоящую хватку журналиста, разнюхай все, как лучшая сыскная собака! Можешь рассчитывать на мои контакты. Только сделай это раньше полиции. Не сегодня — завтра Старый Оскол забурлит. Люди будут ждать имя убийцы! Если опять запорешь дело. Придется распрощаться. Сам понимаешь, работа превыше всего! Не огорчайся, любовниками мы останемся.
«Не надейся!» — мысленно отозвался Горчаков.
— Чего молчишь?
— Да вот думаю: когда и какое дело я завалил?
— С реальным авторством «Тихого Дона».
— Считаю, что поступил правильно. Сама посуди: приходит неизвестная дамочка и заявляет, будто роман написал ее убитый на войне дядя Виктор Севский (Псевдоним известного литератора Краснушкина В.А.
– прим. авт.). Показывает какие-то непонятные черновики: листки, обрывки страниц. Мол, мальчишка-красноармеец украл их и издал под своим именем.
— Ее аргументы показались мне убедительными. В двадцать с небольшим такие романы не пишут.
— Все эти аргументы мне известны. Но пока я не поговорил с Шолоховым, выводы делать рано.
— Почему же не поехал, не поговорил?
— Советы не слишком жалуют белогвардейских деток. Да и принял бы меня Шолохов? Да еще по такому неприятному вопросу?
Горчаков не желал сознаваться в своем паническом страхе перед СССР. Боялся он не НКВД, не красной милиции, а. карлика. Ему постоянно казалось, что пучеглазое, горбоносое существо только и ждет, когда Александр пересечет границу.
— Забудем о «Тихом Доне», — милостиво разрешила Черкасова. — О Шолохове у нас в городе мало кто слышал. А вот Федоровская.
Едва Горчаков покинул кабинет шефини, на него налетел Стогов. Он выглядел злым, потрясал кулаками:
— Как ты разговаривал с господином Дрекслером?
— Нормально.
— Ты открыто язвил!
— Бред! У меня всегда такой тон.
— Ты не поддержал его!
— Для того, чтобы поддержать, необходимо полностью понять что к чему.
— И потерять золотое время? Мы живем почти у самой границы! Хочешь, чтобы Советы заявились по твою душу? В Старом Осколе есть те, кто их поддерживает. Бедные и ленивые. Даже твоя горничная наверняка не откажется в законном порядке оттяпать часть дома хозяина.
— А ты что так стелешься перед Дрекслером? Он тебе приплачивает?
Стогов чуть не задохнулся от ярости, но развернулся и быстро ушел.
Горчаков бесцельно бродил по городу, пытаясь выстроить план расследования. Однако в голове царил кавардак, из которого не могла появиться ни одна толковая мысль. Куда сейчас? В театр? Обстоятельно побеседовать с актерами, режиссером? Или еще раз переговорить со слугами Федоровской? Или. в банк, к господину Еремину?
Внезапно он увидел машину Корхова, которая остановилась почти рядом. Начальник полиции вылез и протопал в одноэтажный дом желтоватого цвета. Ба! Он здесь живет. И Горчаков решился.
Выждав пару минут, Александр позвонил. Дверь открыла круглолицая женщина лет пятидесяти.
— Мне бы Анатолия Михайловича.
Он даже не успел представиться, как женщина закричала:
— Анатолий, тебя!.. Да вы проходите, молодой человек. Обстановка довольно скромная, обыденная. Очевидно, хозяева чурались роскоши. Этого можно было ожидать: начальник полиции Старого Оскола не был щеголем, на торжественных приемах, в городской администрации и других публичных местах всегда появлялся в допотопной немодной одежде.
— Кто там, Настя?
Корхов замолчал, столкнувшись с Александром, в глазах читалась досада. Но, сдерживаясь, сказал:
— Проходите, раз пришли. Прошу за стол.
— Мне право неудобно. Незваный гость.
— Гость незваный, а за стол все равно следует сесть. Настя, борща Александру Николаевичу.
На столе появилась объемная тарелка с дымящимся, вкусно пахнущим борщом. Анатолий Михайлович открыл графинчик:
— Водочки не желаете?
— Благодарю. Пожалуй, не стоит.
— Вы не больны?
— Нет.
— Тогда извольте отведать.
Водка оказалась крепкой! Александра передернуло, зато Корхов крякнул от удовольствия.
— Еще будете?
— Ни в коем разе! Я на работе. Я хотел у вас спросить.
— Закусите, потом спросите.
Над столом только ложки летали! Единственное, о чем думал сейчас Горчаков: не объестся бы этой вкуснотищей. А Корхов предупредил, что их еще ждет бараний бок.
— Да вы что, Анатолий Михайлович.
— Ешьте! А я еще рюмочку с вашего разрешения. Александр вдруг как-то расслабился, что обычно бывает в кругу искренних, добрых друзей, ощутил желание рассказать начальнику полиции о разговоре с Дрекслером. Может, в предложении немца и впрямь есть рациональное зерно? Стоит посоветоваться с опытным человеком.