Призрак для Евы
Шрифт:
Их чувство друг к другу не увядало. Мишель любила детей, но их не было. Иногда она думала, что это из-за того, что Мэтью недоедает, и количество сперматозоидов у него сильно понизилось. Идти к врачу не имело смысла, хотя в кабинете врача общей практики старого реакционера сменила энергичная молодая женщина, все время пытавшаяся посадить Мишель на диету. Никто по-настоящему не понимал Мэтью — только жена. Ей приходилось наблюдать, как усыхает и сгибается его тело, лицо становится морщинистым, словно у старика, суставы выпирают сквозь кожу — плотью это назвать было нельзя, — а сама кожа приобретает сероватый оттенок. В тридцать она была пухленькой, в тридцать пять имела явный излишек веса. Теперь, почти в сорок пять, стала уродливо толстой. Мишель часто заводила речь об отвращении Мэтью к еде, и супруги всегда обсуждали, что могло вызвать это отвращение и будет ли когда-нибудь найдено лекарство, однако Мэтью ни словом не обмолвился о ее ожирении. По всей видимости, для него она оставалась все той же двадцатисемилетней девушкой с осиной талией, в которую он когда-то влюбился.
У нее была сестра в Бедфорде, а у него — брат в Ирландии, а еще один в Гонконге, но друзей у них не осталось. Слишком сильна в обществе традиция есть и пить вместе, а поскольку им приходилось избегать публичного приема пищи, то они растеряли старых друзей и не приобрели новых. Знакомые постепенно отдалялись от них, каждый раз наталкиваясь на отказ прийти в гости и не получая приглашения сами. Больше всего на свете Мишель боялась, что их позовут на чай или на ужин, и Мэтью, увидев масло, кувшин с молоком или баночку с медом, вдруг побледнеет, и с ним снова случится этот ужасный приступ сухой рвоты. Лучше оттолкнуть людей, чем так рисковать.
Она могла довериться только одному человеку. И эта наперсница стала ее подругой. Однажды, находясь на грани отчаяния и охваченная ужасом от того, что может больше не выдержать, Мишель все рассказала Фионе; вдвоем с соседкой они сидели на кухне, а Мэтью медленно и вяло работал за компьютером. Фиона не стала смеяться над мужчиной средних лет, который не может ничего есть, и женщиной средних лет, которая ест без остановки, а прониклась симпатией и, похоже, поняла их и даже предложила средства от болезни. Сама она придерживалась чрезвычайно разнообразной диеты, знала новые и изощренные блюда, предлагала массу идей для страдающего анорексией человека, который хотел бы есть, но не мог. Год спустя, то есть в прошлом году, Мишель сказала ей, что Фиона спасла жизнь Мэтью, и они оба всю жизнь будут ей благодарны…
Вернувшись из «Уэйтроуз» в свой дом на Холмдейл-роуд в районе Вест-Хэмпстед, Мишель принялась готовить ленч для Мэтью. Он должен был включать несколько продуктов, которые предложила Фиона и которые подошли Мэтью.
— Арахис! — заявила Фиона. — Чрезвычайно питательно.
— Жирный, — выдавил из себя Мэтью.
— Вовсе нет. Жареный без масла арахис. Очень вкусно. Мне нравится.
Было бы преувеличением сказать, что ему тоже понравилось. Мэтью ничего не любил, но мог есть жареный арахис, а также другие продукты, которые предложила Фиона: хрустящие хлебцы, детские галеты, бисквит «Мадера», сваренные вкрутую яйца, накрошенные с петрушкой, мелко потертый сыр «Пармезан». Листья молодого шпината и индау, японские рисовые крекеры и мюсли. За прошедший год здоровье Мэтью немного улучшилось, и он выглядел не таким изможденным. Однако с тех пор детские галеты, самые калорийные во всем списке, перестали его устраивать. Он ничего не мог поделать. Мэтью всем сердцем стремился полюбить их, но толку от этого не было. Фиона порекомендовала вместо них бисквитные палочки и песочное печенье.
Мишель положила на тарелку лист салата, обжаренный без масла арахис, ломтик сваренного вкрутую яйца, посыпанный пармезаном, и пластинку ржаных хлебцев «Райвита». Она также надеялась, что Мэтью выпьет небольшой бокал ананасового сока, но уверенности у нее не было. Украшая тарелку мужа этими жалкими крохами, она сама съела горсть арахиса, остатки яйца и кусок хлеба с маслом. Мэтью улыбался ей. Он придумал такой способ не смотреть в тарелку — с благодарной улыбкой поворачивался к жене.
— Я только что видел, как мимо проходил Джефф Лей, — сообщил Мэтью и взял один орешек. — Он так и не собирается устраиваться на работу?
Им обоим не нравился бойфренд Фионы.
— Мне очень хотелось бы думать, что он с ней не из-за денег, — сказала Мишель, — считать, что деньги его не интересуют. Но у меня не выходит. На самом деле, мне кажется, Джеффа устраивает, что она его содержит.
— Фионе льстит быть главной. Я ни в коем случае не критикую. Возможно, это даже комплимент. Может, она хочет, чтобы Джефф от нее зависел.
— Надеюсь, ты прав. Я желаю ей счастья. Они собираются пожениться в июне.
Мэтью съел еще один орешек и кусочек «Райвиты». Мишель уже давно научилась не смотреть на него. Он пригубил сок.
— Боюсь, Джефф не сможет завоевать уважение друзей Фионы, бездельничая и позволяя ей содержать себя. Хотя, похоже, кое-что он умеет. Сделал несколько полезных дел в доме — например, установил электрощит и, если ты помнишь, ловко справился с компьютером, когда приходил к нам печатать те письма или что-то там еще.
— Заявления о приеме на работу, — уточнил Мэтью. — Кажется, в октябре, почти пять месяцев назад. В меня больше не лезет этот салат, дорогая, и орехи тоже. Я съел «Райвиту».
— Ты отлично справился, — сказала Мишель, убрала тарелку и поставила перед ним киви, нарезанное, с удаленной сердцевиной, и половинку бисквитной палочки.
Мэтью съел два ломтика, потом третий — чтобы доставить удовольствие жене, хотя едва не подавился.
— Я вымою посуду, — сказал он. — А ты присядь. Подними ноги.
Мишель опустила свое грузное тело на один конец дивана, а на другой подняла стройные ноги с изящными ступнями, на которых проступали все тонкие косточки. Можно почитать «Дейли телеграф», а также «Спектейтор», который выписывал Мэтью, но ей хотелось просто отдохнуть и подумать. Полгода назад у Мэтью не было сил носить тарелки и стаканы, стоять у раковины и мыть их. Если он настаивал, что сам вымоет посуду, ему приходилось садиться на табуретку. За небольшую прибавку веса и улучшение здоровья следовало благодарить Фиону. Мишель полюбила соседку, которая стала для нее настоящей подругой, почти дочерью. Без зависти и почти без грусти — разве у нее нет ее дорогого Мэтью? — она смотрела на стройную фигурку Фионы, на ее белокурые волосы, длинные и прямые, на миловидное и даже классически красивое лицо, не испытывая ничего, кроме восхищения. Соседние дома имели общую стену, но их с Мэтью дом, хотя и относился к категории дорогого жилья — по большей части из-за расположения, а не благодаря планировке или удобству, — не шел ни в какое сравнение с домом Фионы, имевшим заднюю пристройку, большую оранжерею и полностью обновленный чердак. Этому Мишель тоже не завидовала. Им с Мэтью хватало места, а со времени покупки дома, семнадцать лет назад, его стоимость подскочила на немыслимые пятьсот процентов. Нет, ее беспокоило будущее Фионы.
Джефф Лей впервые появился на Холмдейл-роуд в минувшем августе или сентябре. Фиона представила его им как бойфренда, однако он не переезжал к ней до октября. Он был — с этим не поспоришь — красив, здоров, с правильными чертами лица, хотя на вкус Мишель немного плотноват. Эта мысль вызвала у нее смех. Было бы в высшей степени бестактно сказать, что ей нравятся только худые мужчины. У Джеффа было открытое и почти честное лицо. На первый взгляд казалось, будто он искренне интересуется и вами самими, и тем, что вы говорите; такие люди встречаются редко. Именно поэтому Мишель полагала, что ему на все плевать. А когда он предложил ей один из своих леденцов «Поло» и она не отказалась, Джефф насмешливо улыбнулся, словно хотел сказать: «Разве ты недостаточно толстая?» Мишель ненавидела его шутки. Он отсутствовал целыми днями, но не приносил в дом денег, тогда как Фиона сделала успешную карьеру в банковском деле и хорошо зарабатывала, а в прошлом году унаследовала приличную сумму от умершего отца.
Мишель считала, что Фионе и Джеффу хорошо бы немного подождать со свадьбой. В конце концов, они живут вместе, и, похоже, с сексом у них все в порядке — она с нежностью вспомнила, как они с Мэтью не могли выдержать и двадцати четырех часов друг без друга, — поэтому свадьба явно не была настоятельной необходимостью. Хватит ли у нее смелости или наглости мягко намекнуть Фионе, что торопиться не стоит?
Приятно сознавать, подумала Мишель, уже засыпая, что самые большие неприятности иногда оборачиваются удачей. Так, например, когда Мэтью два раза упал в обморок в классе, а в лаборатории ему приходилось все время сидеть и он с трудом преодолевал расстояние до учительской, стало ясно, что нужно увольняться с работы. Но на что они будут жить? Мэтью было всего тридцать восемь. Если не считать небольшого опыта в журналистике, единственное, что он умел делать, — это преподавать. Мишель давно уже бросила работу, чтобы ухаживать за ним, и посвятила себя бесконечному и почти безнадежному делу — заботе о его питании. Сможет ли она вернуться на работу? После девятилетнего перерыва? Кроме того, зарплата у нее всегда была невелика.