Призрак для Евы
Шрифт:
Лаф отложил газету и одобрительно заметил, что на сад приятно смотреть.
— Эти синие штуковины здорово смотрятся. Кажется, раньше их не было.
— Лобелия, — пояснила Соновия. — Отлично контрастирует с красным. Я заказала их по почте, но, должна тебе признаться, не думала, что они так распустятся. Ты читал, что женщина, которая была замужем за убитым в «Одеоне», вышла за другого, не разведясь? Как там написано, она считала, что разведена. Не понимаю, как такое могло быть, а ты?
— Трудно сказать. Люди способны на многое, уж я-то знаю. Может, он показал ей фальшивые бумаги.
Лаф не собирался
— Думаешь, эта Зилла Мэлком-Смит поступила неправильно? — спросил он жену. — Когда выходила замуж второй раз, не разведясь с первым мужем? Я хочу сказать, если она считала себя разведенной и вышла за этого члена парламента, ничего не подозревая.
— Не знаю, Лаф. Может, ей следовало все проверить перед тем, как идти к алтарю?
— То есть ты считаешь, что человек виноват, даже если не знает, что поступает дурно? — Лафа, как ответственного полицейского, иногда волновали подобные вопросы. — Например, если ты напал на кого-то и убил, искренне веря, что этот человек злой демон, Гитлер или еще какой-нибудь злодей? Если думал, что избавляешь мир от зла — от воплощения дьявола? Ты совершил грех?
— Для этого нужно быть психом.
— Пускай, только этих, как ты выразилась, психов на свете больше, чем ты думаешь.
— Это для меня слишком сложно, Лаф. Лучше спроси пастора. Хочешь еще кофе?
Лаф не хотел. Он сидел на солнышке и размышлял о том, что ситуация, которую он описал Соновии, так же ужасна для убитого, всех его друзей и родственников, как если бы убийца действовал сознательно. Но о человеке, который убил, нельзя сказать, что он совершил убийство в том смысле, в котором говорится в Десяти заповедях; он невинен, как агнец, поскольку не задумывал зла и, возможно, даже гордится тем, что убил Гитлера или дьявола.
Будучи глубоко религиозным человеком и прихожанином евангелистской церкви, Лаф задавался вопросом: попадет ли такой человек на небеса? Нужно обязательно спросить у пастора. Сам Лаф был в этом абсолютно уверен, потому что именно Бог лишает таких людей разума. И Он должен раскрыть перед ними ворота рая. Лаф оглянулся на сад. Бледно-розовая герань просто чудо. Хорошо быть счастливым человеком, сидеть под своей лозой и своим фиговым деревом, как сказано в Библии, — а на самом деле под боярышником и сиренью — с доброй женой и многочисленными детьми.
Соновия вернулась в дом, чтобы позвонить Коринне. После обеда они собирались посмотреть «Купол тысячелетия», взяв с собой внучку. Лаф решил подождать до четверти второго — к этому времени они пообедают, — а потом отнести газеты Минти. Может, она захочет пойти с ними. Примирение Соновии и Минти — самое важное, что ему удалось сделать за последнее время, подумал Лаф. Его жена хорошая женщина, но только немного вспыльчивая. Он запрокинул голову и прикрыл глаза.
Минти не удивилась, что ее преследует старая миссис Льюис, поскольку ждала этого. Она не видела старуху и надеялась, что никогда не увидит, но ее голос звучал так же часто, как и другие голоса. В любом случае это доказывало, что миссис Льюис мертва, и слова Джока, которые он шептал Минти ночью, были правдой. Живые не возвращаются и не говорят с тобой, потому что они и так здесь.
О том, что новый голос принадлежит миссис Льюис, сказала Тетушка. Она не удосужилась их познакомить, что Минти посчитала невежливым. Просто назвала ее миссис Льюис. Это стало для Минти потрясением. Тетушка заговорила с ней, когда она гладила белье, но не в «Чистюле», как теперь, а дома, на кухне. Тетушка ни словом не упомянула о цветах, которые Минти положила на ее могилу, хотя они стоили кучу денег, больше десяти фунтов, а принялась критиковать ее работу, утверждая, что белье пересушено и складки никогда не разгладятся. А потом спросила мнение матери Джока: «А вы как думаете, миссис Льюис?»
Новый голос был более грубым и низким, чем Тетушкин, с забавным акцентом. Должно быть, так говорят в Западных графствах.
— Ей нужен один из этих спреев, — произнес голос. — Ими пользуются в химчистках, где она работает. Могла бы взять себе одну штуку.
Они все знают, эти мертвые. Все видят, и тот факт, что они не могут вас слышать, выглядит еще более странным. При жизни миссис Льюис обитала в Глостере, за несколько сотен миль отсюда, и ничего не знала о Минти или о «Чистюле», а теперь знает, потому что умерла и ей открылись все тайны. Пока Минти гладила, два голоса обсуждали друг с другом стиральные порошки и пятновыводители. Минти пыталась не обращать на них внимания. Она не могла понять, зачем миссис Льюис вернулась и преследует ее. Может, старуха умерла, когда узнала о смерти Джока, не выдержав потрясения. Но ей не стоило надеяться, что Минти будет ухаживать за ее могилой, где бы та ни находилось. Хватает забот и с Тетушкиной, не говоря уже о расходах.
Закончив гладить, Минти сложила белье и поместила в корзину, предварительно подстелив чистую салфетку.
— Не обязательно брать корзину, — заметила Тетушка. — Стопка не очень большая. Могла бы нести ее в руках — так легче.
— Уходи, — сказала Минти. — Это тебя не касается, и я больше не буду приносить цветы на твою могилу, они слишком дорогие.
— Вы должны понять ее чувства, — сказала старая миссис Льюис. — Мой сын забрал у нее все деньги. Конечно, он отдал бы их, если бы не погиб в той железнодорожной катастрофе. Вернул бы все, до последнего пенни.
— Если вы хотите что-то сказать, — крикнула Минти, — говорите прямо мне, а не ей! Это вы должны мне вернуть деньги.
Но миссис Льюис никогда к ней не обращалась. Она беседовала с Тетушкой. Каким-то чудом к Тетушке вернулся слух, и миссис Льюис разговаривала с ней все утро, пока Минти гладила одежду для клиентов «Чистюли». Они способны пробраться куда угодно, эти призраки. Тетушка заявила, что Минти выглядит бледной — вероятно, плохо ест, но миссис Льюис вмешалась в разговор и возразила, что ее Джок заставлял Минти есть, потому что сам был добрым едоком и любил девушек с хорошим аппетитом.