Призрак для Евы
Шрифт:
Потом рассказала все, что знала о Араминте Нокс.
— Ты сообщила о ней полиции? А о той женщине, которая прислала письмо с просьбой помочь?
Фиона удивленно посмотрела на Мэтью:
— Зачем?
— Еще один подозреваемый, не так ли? Пусть теперь полиция донимает его, а не нас.
— Я сделала то, что собиралась, по поводу Линды Дэвис. Послала ей деньги. И мне стало легче. Чуть-чуть.
Мишель не отрывала взгляда от бокала в своей руке, внимательно наблюдая за всплывающими пузырьками.
— Послала ей тысячу фунтов? — Она старалась, чтобы голос звучал ровно. — Чек?
— Я подумала, что у нее может не быть счета в банке, и отправила банкноты, пятидесятифунтовые, в пакете с мягкой прокладкой. Мне показалось, что я… исправляю зло, причиненное Джеффом. По крайней мере, начала. Понимаете, теперь я знаю, каким он был. Охотился на женщин. — Воспользовавшись выражением Линды Джонсон, она повысила голос: — Без зазрения совести. Богатых, бедных — безразлично, пока они его содержали и давали крышу над головой. Мне повезло; его смерть стала для меня избавлением.
— О, Фиона, мне так жаль…
— Возможно, это был мой мотив для его убийства. Как вы думаете? Средство избавиться от него — по-другому у меня не хватало духа. Беда в том, что я все еще люблю Джеффа, причем ничуть не меньше, чем когда считала его честным и достойным человеком.
Когда соседи ушли, Фиона долго сидела, рассматривая урну на каминной полке. Она хотела развеять прах Джеффа где-нибудь поблизости, возможно, в Форчун-Грин, но последние открытия, касавшиеся его жизни, заставили ее переменить мнение. Урна обошлась ей в кругленькую сумму, что довольно забавно — если есть настроение веселиться. Фиона сняла ее с камина и, встав на четвереньки, задвинула в дальний угол буфета под лестницей.
Глава 32
После того как Джок и его мать исчезли, Минти почувствовала себя увереннее. Возвращение домой постепенно переставало быть испытанием. Поднимаясь наверх, чтобы лечь спать или принять ванну, она больше не боялась увидеть в дверях спальни Тетушку или миссис Льюис. Тетушка не появлялась уже давно. Минти не видела ее с июня — или с мая?
Подобно язычнику, который хочет умилостивить Бога, Минти регулярно приносила цветы к праху Тетушки, хотя после того случая, когда она перепутала могилы, подношения распределялись случайным образом. Годилось любое надгробие с ангелом, играющим на музыкальном инструменте. Мертвые везде; они могут ходить куда угодно, и Минти не сомневалась, что Тетушка, покинув дом, бродит по кладбищу от могилы к могиле. Тем не менее Минти всегда выбирала место, где покоилась женщина. Тетушка, так ненавидевшая брак, никогда бы не легла рядом с костями мужчины.
Минти твердо знала, что пока она еженедельно приносит цветы — лютики, циннии, гвоздики, а теперь уже и хризантемы, — Тетушка будет умиротворена. Иногда она с содроганием вспоминала, как негодовала Тетушка, обижаясь на небрежение. Такого больше не повторится. Жизнь, в которой нет призраков, будет мирной и спокойной.
На улице стало жарко и душно. Иногда над Харроу-роуд висел густой смог из дыма и выхлопных газов. Все выглядело еще грязнее и пахло неприятнее, чем зимой, и две ванны в день стали для Минти правилом. Прошло четырнадцать месяцев со дня ее встречи с Джоком и девять после его смерти. Она долгое время не думала о нем, а теперь он вернулся в ее мысли, и Минти представляла, как бы все сложилось, если бы он не умер. Была бы она счастлива? Может, забеременела бы, как Джозефин? Осознание того, что она тоже могла бы стать миссис Льюис, потрясло ее до глубины души. Принимая ванну, Минти каждый раз вспоминала, что Джок взял у нее деньги, которые после смерти унаследовала его мать. Что теперь стало с этими деньгами? Об установке душа теперь пришлось забыть, и она уже начала жалеть, что не потратила на это деньги раньше — тогда нечего было бы давать Джоку.
Затем, в одно теплое утро, обещавшее жаркий день, Минти приняла ванну и начала одеваться, когда вдруг услышала голос Джока, доносящийся через стену спальни. Он пел, но не «Ты проходишь мимо», а «Чай для двоих».
— Чай для двоих, и двое для чая…
Минти так испугалась, что даже вскрикнула. Затем, когда фраза повторилась и за ней последовала другая, прервавшаяся смехом, она смогла прошептать:
— Уходи, уходи.
Похоже, Джок ее слышал, потому что больше не обращался к ней, а стал разговаривать с другими, тоже невидимыми людьми: компанией безымянных друзей, голосов которых она раньше не слышала. Эти голоса перемешивались, неотличимые друг от друга, бормотали что-то бессмысленное. Затем в разговор вступал Джок: предлагал им мятный леденец или произносил одну из своих странных шуток, которые Минти больше ни от кого не слышала. Она подумала, что если бы увидела его, то умерла бы от страха, но Джок не появлялся. Минти никого не видела, а потом еще больше испугалась, когда вдруг услышала легко различимый голос, отвечавший ему. Голос его матери.
От миссис Льюис, как и от ее сына, удалось избавиться лишь на время. Вздрогнув, Минти прикоснулась к дереву — не просто прикоснулась, а изо всех сил стиснула край стола, потом дверной косяк. Следовало бы знать, что от призраков так легко не избавишься: их невозможно проткнуть ножом и убить, как бандиты убивают настоящих людей. Этот способ не годится. Неужели они останутся с ней на всю жизнь, эти незнакомые мужчины и женщины? Семья Джока? Бывшая жена, родственники?
Принесли почту. Шорох у почтового ящика, глухой стук падения на коврик перед дверью, щелчок захлопнувшейся крышки отвлекли Минти. Она обрадовалась паузе и бросилась вниз, на ходу причесывая еще влажные волосы. Почты ей приходило немного — по большей части счета и реклама от агентов по продаже недвижимости с предложением домов в Сент-Джонс-Вуд [56] . Минти долго изучала незнакомый конверт — в точности, как Тетушка, — разглядывая марку, разбирая рукописный адрес или недовольно морщась на печатные буквы, и только потом просовывала палец под клапан, чтобы вскрыть письмо. Сегодня принесли обычный почтовый «мусор» и загадочный пакет. Это был толстый коричневый конверт, каких она никогда еще не получала, с ее именем на белой наклейке. Отправить его дороже, чем почту первого класса. Минти осторожно поддела клапан и открыла пакет.
56
Исторический район Лондона, часть административного округа Вестминстер.
Внутри лежали деньги. Двадцать пятидесятифунтовых банкнот, перетянутых резинкой. Ни письма, ни визитной карточки — ничего. Но Минти знала, от кого они: от миссис Льюис. Она мертва, но, наверное, смогла найти и уговорить кого-то из живых, чтобы он выполнил ее просьбу. Может, у Джока есть брат или сестра; он никогда не говорил, что нет. Минти решила, что это брат, унаследовавший деньги миссис Льюис. Мать Джока запомнила слова Минти насчет возврата долга и, явившись к сыну, попросила отдать деньги вместо нее.
Наверное, именно об этом они говорили, та толпа незнакомых голосов, бормотавших и шептавшихся в ее спальне. Отдай ей деньги, мама, убеждали они, а миссис Льюис возражала, и, должно быть, Джок тоже, но брат и его жена говорили, что поступят правильно, вернув долг. Другого объяснения быть не могло. Хотя это не весь долг Джока, а только тысяча фунтов. Минти полагала — чувствовала, а не услышала от призраков, — что старая противная миссис Льюис настаивала на меньшей сумме и смогла убедить сына.
Старый кот мистера Кроута спал в одном из кресел Соновии. И как обычно — он не сидел в позе сфинкса, подобно другим котам, а лежал вытянувшись и обмякнув — выглядел мертвым. Только внимательно присмотревшись, можно было заметить, как вздымается и опадает его худой бок.
— Он переселился к нам, моя дорогая. — Соновия бесстрастно разглядывала кота. — Появился на пороге, и делу конец. Хотя, должна признаться, лучше кормить его здесь, чем ходить в тот заросший грязью дом. Ну и запах у них на кухне — ты не поверишь. Не знаю, чем занималась эта Гертруда Пирс, пока была здесь. Знаешь, Лаф ездил навещать старика. То есть в больницу. Я была против — после всего, что они нам сделали. Но Лаф все равно поехал.