Призрак и сабля
Шрифт:
— Трудный вопрос, дьяк… — посерьезнел Орлов.
— С чего вдруг?
— Потому, что если по уму поступать, то я должен любой ценой священную реликвию в Москву доставить. Хоть с Тарасом, хоть — без него.
— А по совести?
— Гм… — Василий озабоченно почесал затылок. — Не боишься, Феофан, такие вопросы задавать? Вдруг донесет кто царю? Ведь знаешь, как государь скор на расправу. И сам пропадешь, и меня на дыбу спровадишь?
— Шутишь? — засмеялся домовой. — Это в присутствии кикиморы? Она ж чужой дух за полверсты чует. Ничего не бойся, говори: как думаешь. В нашем деле доверие дорогого стоит. Верно сказываешь: Иоанн Васильевич лют к изменщикам, но если уж поверит кому, то навсегда.
— По совести… — Василий помолчал немного. — Скажи, Феофан, если б архистратиг Михаил хотел небесный штандарт нашему государю вручить, неужто во всей Москве не нашлось бы ни одного праведника и ни одного храма достойного для посещения архангелом? Почему тогда он для этой миссии, где-то посреди Дикого Поля, разыскал какого-то запорожского казака? Зачем высшим силам такие сложности? Сумеешь объяснить?
— Я мог бы тебе ответить теми словами, за которые всегда прячутся церковники, — хмыкнул домовой. — Темна вода в облаках, или — неисповедимы пути Господни… Но, отвечу проще — не знаю! Более того, я полностью с тобой согласен, Василий. И думаю, нет нужды нам отбирать штандарт у казаков и тащить его к царю. Пусть послужит православию там, где оно наиболее гонимо.
— Если найдется еще… — напомнил опричник.
— А вот этим ты теперь и займешься, Василий. Забудь все прежние дела и оберегай молодого Куницу пуще собственной чести.
— Остыло уж все, — негромко проскрипела кикимора. — Разогреть али как?
— Так съедим, — отмахнулся от жены Феофан и продолжил. — А чтоб не глодали тебя сомнения: объясню. Думаешь, зачем наш государь железной дланью искореняет в стране всяческую крамолу и непослушание?
Василий многозначительно промолчал. Неверный ответ на подобный вопрос грозил не только дыбой, но и плахой.
— Задумал Иоанн Васильевич объединить все исконно русские земли под одним скипетром, — продолжил домовой. — А для этого ему нужен порядок в родных стенах. Чтоб никто не смог ударить войску в спину. Да и само войско еще только предстоит собрать, вооружить, обучить…
— Это понятно, — кивнул Василий. — Штандарт архангельский разве в том помеха?
— Еще какая! — воскликнул Феофан. — Царь мудр, но нетерпелив. А ощутив в своих руках такую силищу, он в тот же час в поход пуститься. И — проиграет…
— Почему? — удивился Василий. — Ты не веришь в могущество реликвии?
— Не в этом дело. Победить супостата, Иоанн Васильевич, скорее всего сумеет и тем самым существенно расширит границы государства Московского. Но в державных делах важно не столько взять, сколько суметь удержать в руках присоединенные земли. Мы ж не басурмане, которые налетели, пограбили и убрались восвояси. А без правильной настроенного населения, полной казны и отлично вымуштрованного войска, — причем именно в такой последовательности, — ничего путного не выйдет. Год-два и расползется новая империя по швам, как Тришкин кафтан. Зато в руках запорожцев — польза от небесного дара для Московии огромнейшая. Под штандартом архистратига их не сомнут ни басурмане, ни латиняне. По крайней мере, не сразу… Значит, и до наших рубежей вражеские войска не докатятся. И у государя появится столь нужное для подготовки время. Уразумел?
— Вполне.
— Вот и отлично, — перевел дух Феофан и продолжил по-свойски. — А теперь, перекуси, чем хозяйка порадовала и… лети обратно. Некогда отдыхать, Василий. Костьми ляг, но помощь сыну Куницы окажи всевозможную. Очень на тебя надеюсь. Ну и, само собой, помалкивай о нашем разговоре. Не было тебя здесь нынче, — усмехнулся домовой. — Чем хочешь, поклянусь…
— Государь к нам… — неожиданно отозвалась кикимора. — По лестнице ужо подымается.
— Вот незадача, — озаботился Феофан. — Раньше упредить не могла, курица безмозглая? Похоже, не удастся мне тебя попотчевать, Василий. Не хочу, чтобы царь стороннего человека увидел. Сразу вопросы возникнут… Утаить, не доложить своевременно — это одно, а врать, глядя Иоанну Васильевичу в глаза, я ни по чем не осмелюсь. Кикимора! Сооруди быстро гостю узелок в дорогу, такой — чтоб птице в когтях унести. Да не скупись — самые лучшие куски положи! Извини, брат Орлов, позже закусишь. Ну, даст Бог, еще свидимся. Лети… — и поспешил к двери, за которой уже слышались уверенная поступь.
Глава пятнадцатая
С наслаждением вдыхая широко раздутыми ноздрями пьянящий воздух, упиваясь дарованной свободой, сильным телом и тем, что больше нет нужды десятилетиями торчать в затхлой и темной пещере, Призрак несся по степи, едва касаясь копытами земли. Будто парил над ней. Та-дам… — и полет. Та-дам… — и вновь полет…
Прямо на глазах растет и близиться небольшая дубравушка, только что казавшаяся малым пятном на горизонте.
Свистит ветер, вздымает горбом жупан на седоке.
Ощущая его беспредельную радость, Кунице было жаль придерживать бег коня, но ничего не поделаешь: Степан с парой обычных лошадок, хоть и самых лучших, какие только можно было купить в Ужали, постоянно оставался позади. Вот и опять побратим громко засвистел, призывая Тараса подождать его.
— Угомонись, атаман… — поплескал казак по шее скакуна и прибавил шутливо. — Видно и впрямь, буйный у тебя был норов — до сих пор дым из ноздрей пышет. Смиреннее надо быть… О душе подумать…
"Хотел бы я на тебя взглянуть, — проворчал в ответ тот, — после полувекового заточения… Но, вообще-то ты прав, парень. Нрав, как шило — в мешке от глаз не спрячешь…".
— Я вот все думаю… — громко проговорил Степан, подъезжая ближе. — Отчего у наших вполне достойных отцов такие дурные сыновья уродились? Не знаешь, случаем?
— Это ты к чему? — не понял побратима Тарас. — Что-то больно мудрено начинаешь. Как тот жид, что в долг приходил просить. Со спины…