Призрак и сабля
Шрифт:
— Вот и я… о том же… — запыхавшись от головоломной скачки, здоровяк произносил фразы рваными кусками. — Совершенно… соображать разучились. Все… в седло вскочить… норовим… Погнать куда-то, да сабелькой… помахать…
— И опять я не возьму в толк: о чем ты? — дернул подбородком Куница. — Яснее говорить можешь?
— Я и говорю… Куда мы несемся, будто угорелые?
— Ну, так — домой. К лешему…
— Угу, — сострадательно покивал Степан, стуча пальцем по лбу. — Совсем плох, хлопец… Я-то, ладно, не зря говорят: "влюбленный и сумасшедший
— Точно, — покрутил ошарашено головой Тарас. — Как я сам не сообразил? Ведь чуду лесному любое расстояние нипочем. Как он нас тогда к пещере мигом отправил. Да и после — за бочонком явился… Спасибо, что надоумил. Слезай с коня, отдохнем, перекусим, заодно, и его позовем.
— А чего меня звать-то? — вышел на опушку, шышкообразный леший. — Давно жду, когда образумитесь…
— Вот же вредная нежить! — возмутился Степан. — А раньше ты не мог объявиться? Без напоминания?
— Э нет, увольте… — поднял узловатые ладони отталкивающим жестом, лесной хозяин, подходя ближе. — Нам, в человеческие дела соваться, самое неблагодарное дело. Люди все равно доброго совета не послушаются и сделают по-своему разумению. А тебя же, нежить коварную, потом, во всех бедах и обвинят. Пожили — знаем…
— Ну, так что: отдыхаем, или сразу домой, в Михайловку? — взглянул на побратима Тарас, не выказывая желания продолжать бессмысленную перепалку.
— Можно, сразу… — понял его поспешность Степан. — Ты как, чудо лесное — спроворишь?
— Почему бы и нет? — пожал узловатыми плечищами тот. — Уговора вы пока не нарушали, стало быть, сдержу свое слово и я… — а потом забубнил себе под нос чуть тише, но так, чтоб слышно людям. — Значит: лошадь с человеком к пещере оплачена. Остается доставка бочоночка с кладом, двух человеков, двух лошадей, заколдованного призрака, который и сам мог бы… Ах, да, чуть не забыл: надбавка за добрые вести… Итого — с вас причитается десять монет и ценный кубок к оговоренному раньше блюду. Ну, и с угощением особо не затягивайте, а то — в следующий раз придется и меня дольше дожидаться.
— Чего ты там бормочешь? — ухо Куницы мгновенно уловило самое важное. — Какая еще добрая весть?
— Вообще-то ты прав, — уважительно проворчал леший. — Какой смысл платить за весть, если вы в Михайловке и так обо всем узнаете? — и, сокрушенно вздохнув, подытожил. — Пусть будет семь…
— Да я не о том! — воскликнул казак. — Хоть двадцать семь! Весть, какая? Говори же, дубина стоеросовая! Не томи душу!
— Двадцать семь, так двадцать семь… — быстро согласился тот. — Хозяин-барин… Наше дело предложить, а соглашаться или нет — ваше. А новость стоящая, хорошая… Обижен не будешь.
— Если ты… — зарычал Куница, спрыгивая с седла и непроизвольно кладя руку на эфес сабли.
— Девица твоя домой воротилась! — выпалил леший, делая вид, что испугался. — Всего-то и делов. Чего сразу за оружие хвататься?
Он явно скучал и был не прочь побалагурить с людьми.
— Ребекка?! — этому известию даже Степан удивился. А Тарас вообще потерял дар речи. — Как же она смогла от инквизитора удрать?
— Самому видеть не довелось, врать не стану, — обстоятельно объяснил леший, — но кум водяной утверждает, что это его русалки учудили. И я ему верю… Эти хвостатые девицы, жуть как на законников лютые. Ведь именно те распорядились утопленников за кладбищенской оградой, да еще и без надлежащего отпевания хоронить. Вот русалки теперь мстят им и вредят везде — где только смогут дотянуться.
— Это правда?
— Конечно! Русалки их настолько ненавидят, что так и норовят утащить всякого святошу под воду. Оттого те купаться и не любят. Неужто сами не замечали, как от их немытых тел козлами воняет? А тут водяным девам просто пофартило. Это ж надо было учудить: ночью в реку залезть?
— Я о Ребекке спрашиваю, а не о монахах!
— О Ребекке? — леший сделал вид, будто удивился. — Не-а… от Ребекки не воняет. Она отварами из ромашки и череды умывается, а волосы всегда в мяте и любистке полощет. Это ты напраслину на девицу возводишь, парень… От нее очень даже приятно пахнет… Лесом и травами…
— Слышишь, ты шутник лесной, — не сдержал улыбки Степан. — Может, хватит на нас свое поросшее мхом и плесенью остроумие испытывать? Домой пора… — и на всякий случай уточнил. — В Михайловку.
— И то, правда, — легко согласился лесовик, опять принимая облик добродушного старичка. — Чего с вами зря лясы точить? Вам пользы никакой, а я еще поглупею, вдруг? Только в саму деревню не смогу. Там церковь…
— Так вы, вроде, себя Божьими созданиями мните? — поддел лешего в отместку Куница. — Сам же сказывал, что ни слова Его, ни святой воды не боитесь?
— Я-то не боюсь… Да сила моя вблизи храма не действует, — охотно объяснил тот. — Ну, что — готовы?
И не успели оба побратимы глазом моргнуть, как вместе с лошадьми оказались на берегу Волчанки, — аккурат напротив брода. А рядом увидали драгоценный бочонок с сокровищем.
— Спасибо, хозяин лесной… — вежливо промолвил Куница. — Без тебя так быстро ни за что не управились бы.
— Плату, когда возьмешь? — поинтересовался более рачительный Степан.
— Уже взял. Пересчитывать будете?.. — проворчал из-за кустов, не показываясь на опушку, леший.
— Закрыт же бочонок? — удивился Степан. — Целехонький…
— Неужто я, да с обыкновенной деревянной кадкой не договорюсь? — насмешливо поинтересовался лесовик. — Вдругорядь, когда ценности на хранение оставлять будете — поимейте это ввиду. Не все так безразличны к злату, как лесные духи.
— М-да, — озадаченно почесал затылок ученик чародея. — Спасибо за науку. Вот только не увязывается как-то твое безразличие — с вытребованной вперед платой.