Призрак и сабля

Говда Олег Иосифович

— Это твои домовые? — девушка попыталась развернуться обратно лицом к лицу, но, принявшиеся распускать шнуровку рубахи, руки Тараса удержали Ребекку на месте.

— Да… Домовой… и суседко с женой… Они хорошие, добрые… Не волнуйся… Чуток странно, зато, тебе с ними не так одиноко без меня будет… — поспешно объяснил парень, стараясь отвлечь внимание любимой от своих действий, удивляясь произошедшим переменам в поведении девушки. Если раньше, кроме той последней, хмельной Купальской ночи, все его попытки снять с нее одежду встречали решительный отпор, то теперь — Ребекка словно и не замечала, что груди уже полностью оголены и находятся во власти проказливых ладоней парня. — Я слышал, тебя русалки освободили? — сменил он тему.

— Знаешь, о чем я жалела тогда, в плену? — Ребекка мягко освободилась от его объятий, но вместо того, чтоб поправить пришедшую в полный беспорядок одежду, стала неспешно раздеваться.

— Нет… — огорошено ответил тот.

— Больше всего я жалела о том… — девушка небрежно переступила через упавшее на пол платье и шагнула к Тарасу… — что сбежала от тебя… Помнишь? В ночь накануне Купалы.

Парень растерянно кивнул, любуясь видом ее обнаженного тела и не слишком-то прислушиваясь к произносимым словам.

— Когда, спасительницы русалки усадили меня на спину огромной рыбины и отправили домой, я вдруг отчетливо поняла: как мы глупы! Ведь меня могли изнасиловать перепившиеся стражники, или запытать до полусмерти бесноватые инквизиторы, а потом — засудить и сжечь, как ведьму. И я не узнала б твоих ласк, любимый мой… — говоря все это, Ребекка хоть немного и неловко, успела распустить шнуровку на рубахе Тараса. — Жизнь так коротка, а смерть — напротив, внезапна и беспощадна. Меня больше не интересует, что скажут люди, благословит нас или нет отец… Я твоя — на весь отпущенный нам век! Прижми меня крепче и пусть будет, что будет…

Возможно, на подобную откровенность следовало что-то ответить, но Тарас попросту подхватил девушку на руки и отнес ее на постель…

А дальше была слишком короткая ночь, — наполненная неистовыми объятиями, сладкими стонами, горячечным шепотом и прочими любовными мучениями. Покуда еще одна пара пыталась постичь двойственную сущность человеческого бытия. Отдаться — чтобы приобрести, и овладеть — чтобы смирится…

Глава шестнадцатая

— C оглашением ты хорошо придумал, — сказал Степан, когда его конь начал сбоить, и побратимам пришлось пустить лошадей шагом.

Это были первые слова, которыми они перемолвились с тех пор, как выехали с Михайловки. Сперва каждый думал о личном, а потом друзья пустили лошадей галопом, словно убегали. И опять стало не до разговоров… Несясь вскачь можно только перекрикиваться изредка, пытаясь пересилить свист ветра в ушах. А такое напряжение глотки совершенно не способствует задушевной беседе.

— Спасибо отцу Василию: надоумил… — кивнул Тарас. — Я ведь от счастья совсем голову потерял, и сам бы не сообразил. За то теперь, что бы со мной не стряслось — Ривке не придется прятать глаза от односельчан. А случись родиться дитяти… — тут он немного помолчал, вспоминая приятное, и только потом закончил свою мысль… — у них будет свой очаг. Вот так, брат… Нам обоим есть куда возвращаться. Тебя — Аревик ждет, меня — Ребекка.

— И чтоб не заставлять невест волноваться, придется поторопиться и скорее найти потерянную реликвию…

— Мы могли бы двигаться гораздо быстрее, если бы ты слез с лошади… — резонно заметил Тарас.

— Думаешь это так легко крыльями махать? — произнес с некоторой обидой Степан. — Сам-то что не попробуешь, а возишь свою "паню" на седле.

— Я б с радостью… — вздохнул недоученный ведун. — Знаешь, как порой хочется взмыть к облакам?.. Да только — глупо бескрылому о небе мечтать. У каждого свой оброк и своя стезя…

— Ага, думаешь, если умно ответил, то и открестился? — хмыкнул здоровяк. — Сейчас расплачусь от жалости. Тоже мне — сиротинушка убогая… Ничего не умею, ничего не знаю, ничему не обучен. Зато из колдовского плена освободился… А мой учитель, к слову сказать, очень крепкие узы накладывать умел. Из корчмы в свою избу перенестись изловчился? Да еще, заметь, не один — а вместе с Ребеккой!.. Но летать он, видите ли, не сподобился. Самому не смешно?

— Постой! — воскликнул Куница так громко, что Призрак остановился, как вкопанный. — Ты хочешь сказать: что и я чародей?! А откуда ты узнал, про перемещение…

— Я же неподалеку был, — объяснил Степан, — а возмущение силы даже недоучка чувствует… Что ж до чародейства, брат Тарас — то в этом нет никаких сомнений. Причем, если мое умение — результат обучения… То твоя сила — врожденная. Вот только не пойму, почему никто не удосужился тебе рассказать, как правильно ею пользоваться…

— А ты? — загорелся Куница. — Ты сможешь?

— Увы…

— Но почему? Тебя же научили?

Степан почесал кончик носа.

— Скажи, Тарас, ты хорошо плаваешь?

— А то…

— Тогда, представь себе, что рыбы попросят тебя обучить плаванью какого-то шустрого малька или головастика. И что ты им расскажешь? Как надо сильнее загребать руками? Как правильно шевелить ногами? Как держать голову, чтобы при вдохе не хлебнуть воды? Извини, брат, но тут я не помощник. Либо сам учись, либо ищи совета у тех, кто такой же… От рождения.

— Легко сказать: ищи… — Куница удручено потянулся за трубкой. — Бабка померла, а с отцом — вообще ничего не понятно. У меня до сих пор слова о том, что он жив, из головы не идут. Не знаешь, дух может ошибаться, или — соврать?

— Вряд ли… — Степан вспомнил свою беседу с сущностью Аревик. — Я, конечно не знаток загробной жизни, но мне кажется, в тонком мире иные ценности. Ему нет нужды лукавить. А с чего ты решил, будто он жив? Что такого произошло в замке? Ты ведь ни разу толком и не рассказывал?