Призрак и сабля
Шрифт:
— Странное дело, — потер задумчиво переносицу опричник. — Сколько на свете живу, всегда думал: раз шаманка — значит, карга старая. А тут такая птичка-невеличка. Девчонка совсем… Отмыть, причесать — и хоть замуж бери… Ей, а ты чего кушак распускаешь?
— Не надо! Пожалуйста, не надо!.. — взвизгнула девчонка, испуганно таращась на здоровяка и непроизвольно, ища защиту, прижимаясь к Василию.
— Руки свяжем… — буркнул тот. — Или ты всю жизнь собираешься ее удерживать?
— Развлекаетесь? — с легкой насмешкой поинтересовался, неслышно возникший рядом староста
— А тебе что? — тут же окрысился Степан, похоже, надолго, если не навсегда невзлюбивший упырей.
— Мне? — переспросил и пожал плечами тот. — Да сколько угодно. Дело молодое, житейское… И право победителя, обратно же никто не отрицает… Я бы и сам не прочь тряхнуть стариной.
— Да не собирались мы… — отмахнулся Куница, невольно потупившись. А ведь прав был упырь. Мыслишка-то шаловливая и паскудная, от созерцания стройного девичьего тела, мелькнула. Еще как мелькнула… — С чего ты взял, охальник старый?
— Ага, — понимающе кивнул тот, пряча усмешку в широкую ладонь, оглаживая бороду. — Это вы девку догола раздели, а чтоб сподручней было с ней о хорошей погоде разговаривать, заодно и руки связали… Мало ли — вдруг не согласиться, дождь накличет? Бывает. Я лишь хотел заметить, что если вы решили таким приятным способом лишить ее колдовского могущества и обезвредить, то, вопреки устойчивому заблуждению отцов вашей церкви, непорочность и чародейская сила никоим образом промеж собой не связаны. И кроме потехи, иной пользы, от надругательства, вам не будет…
— Не надо, атаман… Пожалуйста… — взмолилась шаманка, глядя на Куницу.
Из всего разговора, и того, что старый упырь хоть и с подковыркой, но вполне уважительно обращался к молодому казаку, она сообразила, что именно Тарас главный в этой компании. — Не разрешай своим воинам меня обижать…
— Ишь ты, — восхитился Степан. — Как по-нашему щебечет, красотка заморская. Где только научилась?
— Матушка моя из этих сторон… — торопливо объяснила та. — В полон взяли… Так я и родилась. Она здешнему говору и обучила…
— То-то я гляжу, не похожа ты на степнячку… — хмыкнул Василий. — Басурманские девки, обычно, смуглы, костлявы, как тарань, да чернобровы, а наша пленница — телом бела, ребрами не светит и светловолоса… будет. — А потом поинтересовался, как бы между прочим. — И какая нашему атаману с того польза, чудо заморское? Ну, если он тебя от наших гадких помыслов убережет? Повалять по травке не даст?
— Верной рабой стану! Своим погребальным костром в том клянусь… — неожиданно горячо заговорила шаманка. — Атаман — сильный чародей! Он не только меня, он — самого духа огня победил! Такому служить не зазорно!
— Товарищи мы все… — зачем-то стал объяснять Тарас.
— А девица, похоже, не шутит, господин ведун, то бишь — пан атаман… — заметил вкрадчиво деревенский староста. — Сильнее клятвы не придумать. У басурман с погребением строго. И хоть конь кобыле не товарищ, а — гм, брат… я б не стал, вот так, сходу, отмахиваться от ее присяги… Тех, длинноволосых, которые только для услады, кругом хоть пруд пруди, а — с умом и пониманием, на базаре не купишь…
—
— Уел, уел старика… — незлобиво усмехнулся упырь. — Прав ты, атаман… Всякая тварь Божья слаба своими желаниями. И в самом деле жалко мне стало, что такой лакомый кусок из рук ускользает. Но не по той причине, что ты, по молодости лет и мужскому обыкновению, подумал. Не забывай, я хоть и похож на вас внешним обликом, а все ж — не человек. Просто, в молодой девке силы больше всего. И отдает она ее щедро, не скупясь… Это не воин, который до остатка, до последнего вздоха за жизнь цепляется… Чего лукавить: захотелось шаманку себе оставить. Уж она б, ласковая, мне годков двадцать, не меньше, сбросила… Но, коль девка обет верности тебе дала — то даже уговаривать не стану. Поверь старику: в дальней, да опасной дороге иной раз и кривая клюка подспорье…
— Слушай, старый… — подошел ближе к упырю Василий. — Чего это ты так упорно нам ее навязываешь? Уж не решил ли рассчитаться, пойманной нами же, девицей за оказанную деревне помощь?
— Ах, да… Хорошо, что напомнил, опричник… — посерьезнел староста и низко поклонился всем троим. — Благодарствуем, вам. И пусть Правь не посчитает этот ваш поступок за смертный грех. Врага убивать всякому позволено. А что до платы, то нет у нас ни злата, ни каменьев дорогих. Сами понимаете — мертвым они без надобности. Вот и не храним, не копим…
— Ага, примерно чего-то такого и следовало ожидать… — покивал Орлов. — Что люди, что нелюди — всяк норовит в рай на чужом горбу въехать.
— Это верно. Иной норовит еще и усесться поудобнее, да кнутом подгоняет… — не обиделся староста и продолжил, как ни в чем не бывало. — Моя плата будет ценнее. Я дам совет…
— Угу, — теперь уже не удержался от язвительного тона и Небаба, продолжая крепко держать притихший предмет обсуждения. — Как известно: ничто не стоит так дешево и не оплачивается столь дорого, как добрые советы…
— Совет? — переспросил Куница. — А какой?
— Тебе лучше знать… — пожал плечами староста, засовывая большие пальцы за кушак и покачиваясь с носка на пятку, показывая всем своим видом, что готов рассчитаться хоть сейчас. — Но не спеши, господин казак… Дорога ложка к обеду. Когда придет время, и ты поймешь, что не знаешь: как быть — вспомни мои слова и приходи в гости. Вот тогда и поговорим. Кто знает — может и не пустой разговор получиться…
— Хорошо.