Призрак и сабля
Шрифт:
— Думаете, из-за чего в этом году за ясырем идет не два-три рода как обычно, а почти вся крымская орда сдвинулась со своих кочевий? — продолжила девушка. — Триста тысяч сабель! И еще пятьдесят тысяч отборнейших сипаев и янычар из самой Порты. Лучших воинов султана… Да, эдакая силища в считанные дни сметет все казацкие заслоны, перемелет в прах любое войско и наскоро собранное ополчение ляхов, а потом — юркими полусотнями разлетится по всему краю — и селение за селением, дом за домом перетрясет и обыщет каждый укромный уголок. Найдут реликвию
— М-да, — вздохнул Куница. — Невеселую картину ты нам нарисовала, Галия. Не знаю даже спасибо тебе сказать, или сразу голову срубить…
— Так ведь в твоих руках и воле спасти свой народ, господин, — жарко зашептала та, буквально пожирая казака своими огромными глазищами. — Отдай находку султану и все останутся живы! Султан станет тебе кровным братом, а твоя родина — частью благословенной Порты. И больше никто и никогда не потревожит мирный сон подданных Великого султана.
— Хорошо поешь, птичка… — хмуро взглянул на нее Василий. — Да только, будь на то воля небес, архистратиг Михаил не стал бы вручать знамя русскому казаку, а отдал бы его сразу какому-то вашему мурзе. Нет, не бывать тому, чтоб православная святыня по доброй воле басурманам досталась.
— Ты не спеши столь громкими словами бросаться, опричник, — неодобрительно покивал Степан. — Что нам ведомо о божьем промысле? А может, он в том и состоит, чтобы навеки с ордой замирится? Ты-то, что думаешь, атаман?
— Да не похоже, как-то, — хмыкнул Куница. — На божью волю. Уж больно цена высока…
— Высока?! — воскликнул Небаба. — Сохранить сотни тысяч жизней и свободу в обмен на тряпку, хоть и небесную, ты называешь высокой ценой?
— В том-то и весь хосен, брат… — почесал затылок ведун. — Дядька Ицхак, мой тесть, легко объяснил бы тебе, такую простую вещь, что если существует кто-то, готовый сходу заплатить требуемое, то наверняка товар стоит гораздо дороже предложенной цены. А значит — стоит его придержать до ярмарки, когда все покупатели съедутся… И вообще, мы еще даже не знаем, что там спрятано, а уже до такие турусы развели… Чуть не передрались. Галия, вспаривай подкладку, да только гляди, не испорть вещь. Помни, что седло тебе спину тереть будет…
— Не беспокойся, атаман, — покорно поклонилась девушка, привычно складывая ладошки у груди, а потом протянула руки к Степану. Тот заворчал недовольно, но не стал прятать седло за спину, а, хоть и весьма неохотно, протянул его шаманке.
Ветерок на пригорке гулял все время, и поэтому никто не обратил внимания на уже давно возникшую на полянке небольшую пылевую воронку, обозначавшуюся шевелением травы и кружащейся над землей мелкой листвой. Но как только пальцы Небабы отпустили заветное седло, а руки девушки напряглись, готовясь принять вес кульбаки, мигом выросший в половину человеческого роста, вихрь метнулся между ними, подхватил седло и резво помчался прочь. С каждым мгновением
— Босоркун! — закричал Куница, прищуривший правый глаз и опознав нечисть. — Держите его!
Но и без команды атамана Василий уже взмахивал крыльями, взмывая над землей, а Небаба, в теле гепарда, несся следом за степным чертом, огромными прыжками. Даже Галия и та что-то шептала, протягивая вслед за быстро удаляющимся вихрем руки, и будто стряхивая воду с кончиков пальцев.
— Леший, помоги! — не придумав ничего лучшего, вспомнил о лесном знакомце Тарас. — Помоги поймать нечистого! Век благодарить буду!
— Извини, человек… — отозвался глухо лесной хозяин, словно сквозь толщу листьев, не показываясь на глаза. — Если бы реликвия помогала только людям супротив людей, я с радостью побегал бы с вихрем наперегонки. И хоть его еще никому и никогда поймать не удавалось, я попытался бы это сделать… Но, ты и меня пойми — дар архистратига и супротив нас огромную силу имеет. Тебе я верю, а как именно распорядится мощью реликвии тот, кому ты ее вручить хочешь? Или его наследник? Нет, Тарас… не помогу. В руках у нечисти она безвредна. Никому не поможет, но и не навредит. Уж не обессудь, ведун, но в таких делах — каждый о своем роду печется…
— Не цепляет… — бессильно опустила руки Галия и склонила голову. — Что-то гораздо сильнее меня закрыло его. Уходит шайтан… Казни меня, господин. Ибо нет мне прощения.
— Да ты-то тут с какого боку?.. — отмахнулся раздраженно Куница. — Делать мне больше нечего, как в дурной злости бабам головы рубить.
А в следующий момент, на поляну, роняя из пасти розовые хлопья пены, еле вполз взмыленный гепард, и рухнул со стоном ничком на землю, после чего отозвался слабым, запыхавшимся голосом Степана.
— Прости, брат… Упустил я его… Слишком уж быстр… чертушка оказался. Прости…
— Ага, теперь ты тоже предложи казнить себя, — рявкнул на него Тарас. — С ума все посходили… Надеюсь, хоть опричник умнее вас будет.
— Обязательно буду, — отозвался Василий, тяжело опускаясь у кострища. — Жизнь на царской службе ко всякому приучает. Хотя, можешь мне поверить, Иоанн Васильевич не преминул бы парочку голов с плеч снять. В назидание иным слугам… Не зря ж его — Грозным прозвали. Но, не все в нашей власти. Как сквозь землю провалился нечистый.
— У нас и так всего четыре головы в наличии. Пришлось бы, для острастки, сразу ополовинить ватагу. А с кем после совет держать? — вымучено улыбнулся Куница. — Делать-то что станем, братцы?
— Ты атаман, тебе и решать… — пожал плечами Степан и неожиданно обратился к девушке. — Галия, прикрой нас с Василием, хоть чем-нибудь, а? Видишь, одежда вся в негодность пришла. Нагишом неудобно, от важных мыслей отвлекает, а мой морок для тебя, что туман летний.
— Уже, — усмехаясь одними уголками губ, ответила девушка. И мужчины оказались облаченными в отличные шаровары и мягкие кожаные безрукавки.