Призрак Канта
Шрифт:
– А человека в углу я не знаю, – продолжал Стас. – Они с другом только вчера приехали и сразу набрались.
– Бог с ним, – сказала красавица. – Выпейте со мной кофе.
Стас немедленно плюхнулся напротив неё. Мышь следила за происходящим сердитыми глазами.
– До чего не люблю, когда выпендриваются, – сказала она наконец. – Истерик не люблю и когда выпендриваются не люблю.
– Сколько тебе лет? – спросил Меркурьев.
– Двадцать три, а что?
– Да нет, я просто так спросил. Интересно,
– Зачем он тебе?
Меркурьев помолчал.
– Я бы с ним поговорил подольше, – сказал он, наконец. – Он занятный.
Краем глаза он посматривал на красавицу, которая пила кофе и негромко беседовала со Стасом.
А она на чём приехала? На такси? Непохоже! К такой даме должны прилагаться не только платье до пола и норковое манто, но ещё несколько специальных «дорожных костюмов» и шофёр в фуражке. И куда делась машина, которая привезла свинов? Или даже две, если у них было по машине на каждого!
На брусчатке перед парадным входом стоял только белый «Кадиллак»…
Мышь потянулась так, что в животе у неё что-то пискнуло. Она смутилась и даже слегка покраснела.
– Тянуться за столом нельзя, неприлично, – выпалила она. – Я знаю, не смотри на меня так!
– Как?
Она опять покрутила рукой, изображая нечто.
– Как взрослый на младенца! А где Софья? Ты же с ней собирался на прогулку!
Василий Васильевич вздохнул. С гораздо большим удовольствием он пригласил бы на прогулку Мышь, но Софья уже пригласила его самого, ничего не поделаешь.
– Сходи на маяк, правда, – сказала Мышь серьёзно. – Я ещё ни разу там не была, а говорят, оттуда вид красивый, прям открыточный. Я утром из окна видела, как ты бежал по пляжу.
Василий Васильевич посмотрел на неё. Он всё никак не мог привыкнуть к её манере разговора, когда она – оп-ля! – и поворачивала совсем в другую сторону.
– Мне показалось, что тебя вот-вот хватит инфаркт. Ты еле шевелился, и ноги у тебя заплетались.
Василий Васильевич оскорбился. Во-первых, он был уверен, что бег у него атлетический, лёгкий. Во-вторых, для первого раза результат был великолепный! В-третьих, ничего у него не заплеталось!
– Я просто давно не бегал, – сказал он, поднимаясь из-за стола. – Мне нужно потренироваться.
В коридоре он столкнулся с Виктором Захаровичем. Вид у того был болезненный, он раскладывал на наборном столике свежие газеты и морщился.
– Не спал ни минуты, – пожаловался старик. – Загонят они меня в могилу, право слово!.. Уж купили бы, и дело с концом.
– А что? – поинтересовался Меркурьев. – Раздумали?
– Да ничего не раздумали! Сегодня договор будем подписывать, в два часа нотариус подъедет. Перепились они вчера, вот и вся история. Теперь до вечера не очухаются, я это уж однажды наблюдал!..
– Один очухался, – сказал Василий Васильевич. – По крайней мере, принял сидячее положение. В столовой он его принял.
– Да? – поразился Виктор Захарович. – Удивительное дело! Лишь бы опять не начал.
– Утром приехал ещё один гость, я ему двери отпирал, – продолжал Меркурьев. – Вы его видели? В шляпе и длинном пальто.
– Его Нинель Фёдоровна поселила.
– Как его имя?
Виктор Захарович посмотрел на Меркурьева в явном затруднении.
– Вот… не скажу. Забыл!.. Я потом в компьютере посмотрю! Это надо же такому быть – забыл! Совсем старый стал.
– А вещунью как зовут? Антипию?
– Эту помню, – сказал Виктор Захарович. – Марьяна Витальевна Антипова она у нас.
– Столы вертеть и свечи гасить вы Марьяне Витальевне помогаете?
– Я?! – ненатурально удивился Виктор Захарович. – Что вы, Василий Васильевич! Даже близко нет! Я от неё и сеансов этих как чёрт от ладана бегаю!..
– Стало быть, дух Канта помогает, больше некому, – заключил Василий Васильевич. – Если вы ни при чём!.
Хозяин осторожно пожал плечами и сказал:
– Всё возможно.
Через вестибюль со стрельчатым окном и камином Василий Васильевич вышел на улицу, по пути проверив книгу на столике. «Философия Канта» была закрыта – как он её и оставил.
Меркурьев обошёл вокруг дома – дорожка, вымощенная брусчаткой, вела вдоль красной кирпичной стены к террасе с балюстрадой. Старые липы, ещё не до конца облетевшие, роняли на брусчатку листья. Ещё одна дорожка, тоже обсаженная липами, вела к буковой роще, и Меркурьев решил, что непременно пройдётся по ней.
Он немного постоял на террасе, глядя на море, сверкавшее за кустами, и послушал, как оно шумит: шу-уф, шу-уф!..
Может, завтра после пробежки искупаться? Для окончательного перехода в атлеты? Всё же он явно не в форме, раз Кристина сказала, что ноги у него заплетались и вид был неважный!..
– Прекрасное утро, правда?
Голос был потрясающий – низкий, глубокий. Василия Васильевича приводили в трепет низкие женские голоса. В прямом смысле слова – в спине что-то вздрагивало, и руки покрывались «гусиной кожей».
Он повернулся и посмотрел.
Вновь прибывшая красавица по имени Лючия сидела в плетёном кресле, где после кросса сидел он сам, положив ногу на ногу и глядя на море. Розовый шёлк струился по округлому колену, открывал узкую щиколотку, обтянутую тугим чулком. Подбородок утопал в коротком блестящем мехе, уложенная причёска была как у камеи.
– Утро… да, – промямлил Василий Васильевич. – Ничего.
– Вам здесь нравится?
– Очень, – быстро сказал Василий Васильевич, и Лючия кивнула.