Призрак с Кейтер-стрит
Шрифт:
— А птицы для чего?
— Птицы? — Он поморщился. — Какие птицы?
— Ворона и канарейка.
Он захохотал от неподдельной радости.
— С вами приятно говорить, мисс. Вы — сама свежесть… Ворона — это лепила, человек от медицины; а в данном случае это парень, который стоит на шухере и подает сигналы, если покажется кто-то подозрительный — например, прохожий или легавый, или кто-нибудь еще. А канарейка — это тот, кто носит ваши инструменты. Если вы классный грабитель, вы не носите свои инструменты сами. Идете на место, внимательно осматриваете все вокруг, и только затем, если все чисто, ваша канарейка
— Что с ней случилось?
— Она умерла от холеры в шестидесятом, за год до Американской войны. [5] Бедняжка.
— Сколько ей было?
— Восемнадцать, как и мне.
Моложе Эмили, моложе Лили Митчелл… Она жила в трущобах, носила инструменты грабителю и умерла от болезни в восемнадцать лет. Это было существование, по сравнению с которым чистая, аккуратная жизнь Шарлотты с ее мелкими трудностями казалась скучной и неинтересной. Единственными крупными событиями, которые произошли в ее жизни, были любовь к Доминику и смерть Лили. Все остальное было удобно и скучно. Все ли постельное белье мы починили? Какое варенье варить, сливовое или абрикосовое? Что надеть на званый вечер в пятницу? Мне действительно нужно быть вежливой с викарием? И всё. В то время как есть люди, такие, как этот маленький смешной человечек, которые должны бороться за кусок хлеба. Некоторые из них проигрывали. Самые маленькие и слабенькие — самые уязвимые.
5
Речь идет о Гражданской войне в США (1861–1865).
— Мне очень жаль. — Это было все, что она могла сказать.
Он пристально посмотрел на нее и произнес:
— Вы забавное создание.
Не успела Шарлотта отреагировать на эти слова, двери в комнату открылись, и вошел Питт. Его лицо вытянулось от удивления, когда он увидел ее. Очевидно, что люди на входе не предупредили его.
— Мисс Эллисон! Что вы здесь делаете?
— Она ждет вас! — Человечек вскочил со своего места, сильно возбужденный. — Она сидит здесь уже полчаса. — Он вытащил из кармана изящные золотые часы.
Питт внимательно посмотрел на них.
— Где ты их взял, Уилли?
— У вас какие-то нехорошие мысли обо мне, мистер Питт.
— У меня и характер нехороший тоже. Где ты взял их, Уилли?
— Я купил их, мистер Питт. — В его возмущении не было слышно гнева, звучали только нотки невиновности.
— У кого? В одной из твоих кукольных лавочек?
— Мистер Питт! Это настоящее золото, это качество.
— Тогда ломбард.
— Нехорошо, мистер Питт! Я купил их в респектабельном месте.
— Хорошо, Уилли. Выйди и попытайся уговорить сержанта, пока я поговорю с мисс Эллисон.
Уилли приподнял шляпу и очень старательно поклонился.
— Вон, Уилли!
— Да, мистер Питт. Доброго вечера, мэм.
Питт закрыл за ним дверь и показал Шарлотте на кресло. Теперь, когда инспектор остался с ней один на один, он казался не таким уверенным, стесняясь обшарпанной обстановки. Шарлотте хотелось помочь ему быть раскованнее, и она сразу же протянула ему письмо.
— Наша новая служанка Милли дала мне его около часа назад. Она нашла его утром в своей комнате. Должна пояснить, что в этой комнате раньше жила Лили.
Питт взял письмо и развернул его. Прочел, поднял и посмотрел на свет:
— Не выглядит старым, и вряд ли это настоящий почерк. Я думаю, мы можем предположить, что она получила его незадолго до того, как была убита.
— Это угроза? — Шарлотта подвинулась немного ближе, чтобы самой взглянуть на письмо.
— Трудно рассматривать его как что-то другое. Хотя, конечно, в любом случае это не может быть смертельной угрозой.
Мир, полный страхов, открылся в воображении Шарлотты. Бедная Лили! Кто угрожал ей и почему она не чувствовала, что может обратиться к ним за помощью? Какая невидимая борьба происходила под наглаженной черно-белой формой прислуги в их доме?
— Как вы думаете, что они хотели от нее? — спросила она. — Кто написал письмо? Вы сможете найти их и наказать?
— Они, может быть, не убивали ее.
— Мне неважно! Они напугали ее! Они пытались заставить ее сделать что-то, а она не хотела! Разве это не преступление?
Инспектор смотрел на нее с удивлением. Он понимал ее гнев, негодование, чувство жалости и, возможно, вины, потому что все произошло у нее под носом, а она ничего не заметила.
— Да, это преступление… если только мы сможем доказать его. Но мы не знаем, кто написал письмо и что хотел от нее. А бедняжка мертва и не может написать жалобу.
— Вы собираетесь искать его? — настаивала Шарлотта.
Питт протянул руку, чтобы дотронуться до нее, затем опомнился и отдернул ладонь:
— Мы попытаемся. Но я сомневаюсь, что человек, который написал письмо, ее и убил. Она была удавлена сзади проволокой, точно таким же способом, как Хлоя Абернази и служанка Хилтонов. Взломщик мог угрожать двум служанкам, но он никогда бы не подумал угрожать такой особе, как Хлоя Абернази. — Его глаза открылись шире оттого, что ему пришла новая мысль. — Если только он не принял ее за Лили… Они были одинакового роста, и цвет волос у них совпадал. Возможно, в темноте…
— Почему он угрожал им? Я имею в виду двух служанок.
— Почему? Грабители часто используют служанок, чтобы те посмотрели и потом рассказали им, где находятся ценности в доме. Может быть, она отказалась и… — Он вздохнул. — Но, мне кажется, этот метод используется редко и совсем не обязателен. Грабитель может узнать достаточно много от служанок, которые работают в доме и много болтают.
— Почему она не пришла к нам?
— Вероятно, потому, что это был вовсе не грабитель, а воздыхатель, — ответил Питт. — Что-то, что, как она считала, вам знать необязательно. То, что, она думала, вы не одобрите. Я думаю, мы никогда не узнаем об этом.
— Но вы попытаетесь узнать?
— Да, мы попытаемся. И вы поступили совершенно правильно, принеся письмо сюда. Спасибо.
Шарлотте стало очень неуютно под его взглядом, и она снова осознала обшарпанность комнаты, в которой находилась. Что заставило его стать полицейским? Она поняла, как мало знает о нем. И, как обычно это случалось ранее, ее мысли вылились в слова.
— Вы всегда были полицейским, мистер Питт? — спросила она.
Вопрос удивил инспектора, но тут же в его глазах мелькнула искра удовлетворения, которую в любое другое время она сочла бы оскорбительной.