Призрак
Шрифт:
Секретарь члена городского совета яростно заморгала, как будто веки могли привести в движение челюсти.
— Скажи-ка, тот человек — это наследный принц Рабочей партии? — спросил Харри, прищуриваясь. — Как там его зовут?
— Мы можем поговорить, — сказала Исабелла Скёйен. — Позже. Но тогда обещай держать язык за зубами.
— Когда и где?
— Дай свой номер телефона, я позвоню после работы.
Фьорд все так же истерически сверкал в солнечных лучах. Харри надел солнцезащитные очки и закурил
Харри подтвердил женщине в приемной Онкологического центра, что у него назначена встреча, и та выдала ему бланк. Харри вписал в него имя и номер телефона, но графу «компания» оставил пустой.
— Частный визит?
Харри покачал головой. Он знал, что хорошие секретари имеют привычку располагать достаточным количеством сведений, собирать информацию о тех, кто приходит и уходит, и о тех, кто работает в организации. Когда он работал следователем и ему требовалось получить какую-либо информацию частного характера с места работы, он в первую очередь беседовал с секретарями.
Она пригласила Харри пройти в кабинет в глубине коридора, махнув рукой в нужную сторону. Харри шел мимо закрытых дверей кабинетов и застекленных окон больших помещений, в которых находились люди в белых халатах, столы со стеклянными колбами и штативами и стальные шкафы с большими навесными замками — настоящее эльдорадо для любого наркомана.
В конце коридора Харри остановился перед закрытой дверью и, перед тем как постучать, на всякий случай прочитал имя на табличке: «Стиг Нюбакк». Он успел стукнуть всего один раз, а из кабинета уже раздался крик: «Войдите!»
Нюбакк стоял за письменным столом, прижимая к уху телефонную трубку. Он жестом пригласил Харри войти и присесть. Произнеся три раза «да», два раза «нет», один раз «черт возьми» и весело рассмеявшись, он положил трубку и уставился на Харри пытливыми глазами. Харри же по старой привычке сполз по стулу и вытянул вперед ноги.
— Харри Холе. Вы меня, конечно, не помните, но я вас помню.
— Я многих арестовывал, — сказал Харри.
Опять веселый смех.
— Мы вместе учились в школе в Уппсале, я был года на два младше вас.
— Младшие помнят старших.
— Да, это так. Но если честно, то я помню вас не по школе. Вас показывали по телевизору, и кто-то сказал мне, что вы учились в Уппсале и дружили с Треской.
— Ммм. — Харри посмотрел на носки ботинок, чтобы подать сигнал, что ему не очень хочется углубляться в сферу личной жизни.
— Значит, вы стали следователем и расследуете убийства? Каким убийством вы заняты сейчас?
—
— Да. — Нюбакк снова поднял телефонную трубку, набрал номер и стал ждать, яростно почесывая затылок. — Мартин, не зайдешь ко мне? Да, речь об этом образце.
Нюбакк повесил трубку, и на три секунды в кабинете воцарилась тишина. Нюбакк улыбался, но Харри знал, что мозг его лихорадочно работает в поисках темы для разговора во время ожидания. Харри ничего не говорил. Нюбакк покашлял.
— Вы ведь жили в том желтом доме с гравиевой дорожкой. Я вырос в красном доме на холме. Семья Нюбакк.
— Помню, конечно, — соврал Харри, лишний раз убедившись, как мало он помнит из своего детства.
— Дом все еще ваш?
Харри изменил положение ног. Он знал, что ему не удастся прекратить бой до прихода этого Мартина.
— Мой отец умер три года назад. Продажа немного затянулась, но…
— Призраки.
— Простите?
— Призраки должны покинуть дом до того, как он будет продан. Моя мама умерла в прошлом году, но дом все так и пустует. Женаты, дети?
Харри покачал головой. И перекинул мяч на другую половину стола:
— А вы, я вижу, женаты.
— Как?
— Кольцо. — Харри кивнул на руку собеседника. — У меня было точно такое же.
Нюбакк приподнял руку с кольцом и улыбнулся:
— Было? Разведены?
Харри выругался про себя. Почему людям так необходимо разговаривать? Разведен? Естественно, черт возьми, разведен. Разведен с той, которую любил. С теми, кого любил. Харри кашлянул.
— Ну да, конечно разведен, — сказал Нюбакк.
Харри повернулся. У дверей стоял сутулый человек в синем лабораторном халате и исподлобья смотрел на него. Длинная темная челка спадала на бледный, почти белый высокий лоб. Глаза посажены глубоко. Харри даже не слышал, как тот вошел.
— Это Мартин Пран, один из наших лучших исследователей, — представил его Нюбакк.
Человек больше всего был похож на звонаря из «Собора Парижской Богоматери».
— Итак, Мартин? — продолжил Нюбакк.
— То, что вы называете «скрипкой», не героин, а вещество, похожее на леворфанол.
Харри записал название.
— И это вещество…
— Опиоидная ядерная бомба, — вставил слово Нюбакк. — Сильнейший обезболивающий эффект. В шесть или восемь раз сильнее морфина. В три раза сильнее героина.
— Правда?
— Правда, — сказал Нюбакк. — И действие длится в два раза дольше, чем действие морфина. От восьми до четырнадцати часов. Если ты проглотишь три миллиграмма леворфанола, наступает состояние общего наркоза. Внутривенно достаточно половины этой дозы.