Призрак
Шрифт:
– Из того, что я не хочу, чтобы она была вашей женой, не следует еще, что я желаю, чтобы вы из нее сделали свою любовницу. Между нами будет сказано, глупая женитьба все-таки лучше, чем преступная связь. Но подождите еще. Не действуйте под впечатлением минуты.
– Времени нельзя терять. Я обещал Занони дать ответ завтра. После этого мне уже не будет выбора.
– О! О!
– воскликнул Мерваль.
– Вот что кажется мне подозрительным. Объяснитесь.
Глиндон в пылу своей страсти рассказал своему другу все, что произошло между ним и Занони, опустив только, без особой причины, все,
– Вот что вы по крайней мере можете сделать, - проговорил Мерваль. Дайте срок; недостает только одного дня. Уничтожьте Занони. Он говорит, что встретит вас до полуночи, и просит не избегать его! Ба! Уедем из Неаполя в какую-нибудь близкую провинцию, где, если он только действительно не дьявол, он не найдет нас. Покажите ему, что не желаете, чтобы вас подталкивали к решению, которое вы сами намереваетесь принять.
Глиндон не мог оспаривать рассуждения своего друга; он не был убежден и колебался.
В эту минуту мимо них проходил Нико.
– Вы все еще думаете о Пизани?
– Да, а вы?
– Видели вы ее? Говорили вы с ней? Она станет мадам Нико раньше, чем кончится эта неделя. Я иду в кафе Толедо. Как только вы встретите вашего друга, синьора Занони, скажите ему, что два раза он стоял на моей дороге. Жан Нико хоть и живописец, но честный человек и всегда платит свои долги.
– Что касается денег, это хорошее правило, - проговорил Мерваль.
– Но что касается мести, это менее морально и не так умно. Но разве он препятствовал вашей любви к Виоле? Да ведь этого не может быть, так как ваши дела в этом отношении идут недурно.
– Спросите у Виолы Пизани. Бедный Глиндон! Она только с вами так сурова. Но я не имею предрассудков. Еще раз прощайте.
– Проснитесь, - воскликнул Мерваль, хлопнув Глиндона по плечу, - что думаете вы о вашей возлюбленной?
– Этот человек лжет.
– Вы хотите написать ей?
– Нет, если все это с ее стороны только обман, то я откажусь от нее без малейшего сожаления. Я буду следить за ней, и, что бы ни случилось, Занони не будет распоряжаться моей судьбой. Вы правы; уедем из Неаполя завтра рано утром.
X
На другой день рано утром оба друга поехали верхом по направлению к Байе. Глиндон сказал в отеле, что если Занони станет спрашивать о нем, то он найдет его недалеко от этого места, столь дорогого древним.
Они проехали мимо дома Виолы; Глиндон превозмог себя, чтобы не остановиться, и, поворотив к гроту Позилипа, он поехал по дороге, которая ведет к Портичи и Помпее.
Было уже довольно поздно, когда они приехали в Портичи и остановились там, чтобы пообедать. Они вошли в довольно плохую гостиницу и обедали в палатке. Мерваль был веселее обыкновенного; он заставлял своего друга пить лакрима и болтал без умолку.
– Ну, мой милый, мы перечеркнули по крайней мере одно из предсказаний Занони; впредь вы не станете так легко верить ему.
– Иды наступили, но еще не прошли!
– Если он астролог, то вы не Цезарь. Ваше тщеславие делает вас легковерным. Слава Богу! Я не считаю себя персоной настолько важной, чтобы порядок в природе мог расстроиться, дабы напугать меня.
– Но зачем же разрушаться порядку в природе? Может быть, существует философия, которая открывает тайны природы, но не изменяет ее процессов.
– Вот, вы снова впадаете в легковерие; вы серьезно предполагаете, что Занони пророк и что он читает в будущем? Может быть, он, по-вашему, живет с гениями и духами?
В эту минуту хозяин гостиницы, маленький, толстенький человек, вошел в палатку с новой бутылкой лакрима.
Он надеялся, что их сиятельства будут довольны; он был тронут до глубины души, что им понравились его макароны. Их сиятельства едут на Везувий? В настоящую минуту происходит маленькое извержение, невидимое из гостиницы; но это красивое зрелище, и оно будет еще лучше после захода солнца.
– Прекрасная мысль!
– воскликнул Мерваль.
– Что вы об этом думаете, Глиндон?
– Я никогда не видел извержения, мне бы хотелось посмотреть на это зрелище.
– Но это, надеюсь, не опасно?
– спросил осторожный Мерваль.
– Нисколько: гора теперь ведет себя очень вежливо. Она только играет, чтобы позабавить их сиятельств англичан, вот и все.
– Хорошо, оседлайте наших лошадей; мы поедем сейчас же. Теперь пируем.
Они допили бутылку, расплатились и вскочили на лошадей; хозяин гостиницы поклонился, и оба всадника направились к Резине. Вино и возбужденное воображение придали Глиндону вид школьника, который вырвался на свободу. Смех всадников веселым эхом отдавался в мрачных окрестностях погребенных городов.
Солнце начинало уже заходить, когда они приехали в Резину.
Они оставили там своих лошадей, взяли мулов и проводника. По мере того как мерк день, пламя вулкана становилось виднее. Наступила ночь, когда они сошли с мулов и продолжали свой путь пешком в обществе проводника и крестьянина с факелом. Проводник, как большая часть его собратов, любил поболтать, и Мерваль воспользовался этим.
– Ах, ваше сиятельство, - говорил проводник, - ваши соотечественники любят вулкан до страсти. Господь Бог да сохранит их! Они дают нам столько денег! Если бы наше состояние зависело от неаполитанцев, мы умерли бы с голоду.
– Это потому, что они нелюбознательны, - отвечал Мерваль.
– Помните, Глиндон, с каким презрением сказал нам старый граф: "Вы пойдете смотреть Везувий, конечно? Я никогда не видал его. Да что там и делать? Чувствуешь холод, голод, усталость; опасность угрожает вам, и все это для того, чтобы только посмотреть на пламя, которое имеет тот же вид в камине, что и на вершине горы!" И, - прибавил он, смеясь, - и старый граф был почти прав.
– Но это не все, - проговорил проводник, - некоторые посетители поднимаются на гору без нас. Они заслуживают того, чтобы свалиться в кратер.