Призраки бизонов. Американские писатели о Дальнем Западе
Шрифт:
Пожав мне руку, судья пригладил волосы, откинув назад густую черную шевелюру, подстриженную ровно по воротничку, как у сенатора, сунул одну руку в карман, другой поиграл многочисленными амулетами и брелоками, свисавшими с цепочки часов, раза два качнулся с пяток на носки и обратно, улыбнулся, будто мое появление доставило ему величайшую за многие годы радость, и сделал глубокий вдох, словно собрался произнести речь. Я и раньше видывал, как он проделывает все это лишь затем, чтобы в конце концов сказать: «Мое почтение!» — какой-нибудь полузнакомой даме. Судья отлично знал, как должен вести себя
— Так-с, — сказал он. — Вы, я смотрю, все цветете. — К Джойсу он отнесся как к моему приложению. — Так чем же я могу быть вам полезен, джентльмены?
Скорее всего, судья не имел ни малейшего представления о том, где он мог меня раньше видеть, но я не стал в это углубляться и кивнул на Джойса, давая понять, что говорить будет он. Однако, парнишка совсем растерялся при виде Мэйпса и не знал, с чего начать.
— Мы пришли по поручению мистера Дэвиса, — сказал я.
— Да, да, миссис Ларч мне говорила. Как поживает мой добрый друг Дэвис? Надеюсь, хорошо?
— Неплохо, наверное, — сказал я. — Не могли бы вы уделить нам минутку наедине, судья?
Мэйпс опустил стул на все четыре ножки, но не затем, чтобы встать и уйти. Он продолжал сидеть, пристально глядя на нас.
Судья смешался. Откашлялся, снова вобрал в себя воздух и улыбнулся шире прежнего.
— Дело частного порядка, так сказать?
— Вот именно, сэр.
Мэйпс, однако, и не думал уходить. Джойс собрался с духом:
— Мистер Дэвис особенно упирал на то, что мы должны говорить только с вами и с мистером Ризли, сэр.
— Так, так, — судья взглянул на Мэйпса.
— Ризли тут нет, — сказал Мэйпс, — я его заместитель.
— Это правда, это действительно так, — заверил нас судья, прежде чем я успел раскрыть рот. Я попытался вновь занять отданные рубежи.
— Куда он поехал? — спросил я Мэйпса.
— На ранчо Дрю, сегодня утром.
— И когда вернется?
— Не сказал. Возможно, через пару дней. — Мэйпс ухмыльнулся, как бы говоря: «Ну, что, съел?» — Я исполняю обязанности шерифа. — Он ткнул большим пальцем в шерифскую бляху у себя на груди. — Все, о чем вы хотели говорить с Ризли, можете обсудить со мной.
Джойс хотел что-то сказать, но передумал. — Я посмотрел на судью.
— Это верно, совершенно верно, — подтвердил судья все тем же идиотско-бодреньким тоном. — Шериф вчера вечером в моем присутствии назначил мистера Мэйпса своим заместителем. То есть, совершенно официально назначил. — Он откашлялся и снова качнулся вперед и назад. Он успел убедить себя, что, барахтайся не барахтайся, а уж ничего тут не поделаешь. — Если ваше дело требует внимания мистера Ризли, вы можете говорить вполне откровенно в присутствии мистера Мэйпса.
— Я тут видал с полчаса назад, как Грин, парень с ранчо Дрю, пронесся мимо сломя голову, — сказал Мэйпс, вставая. — Я еще подумал: ради удовольствия никто так коня загонять не станет. Что там у вас стряслось?
Деваться было некуда. До ранчо Дрю отсюда десять с лишком миль. Я был согласен с Дэвисом, что от судьи проку ждать нечего, а от Мэйпса и подавно. Он просто пойдет на поводу у остальных. Но снестись с Ризли не было никакой возможности, а напортить — если смотреть на дело глазами Дэвиса — они все равно не могли.
Джойс, однако, продолжал упорствовать:
— Мистер Дэвис поручил нам говорить только с вами или с мистером Ризли, сэр.
— Хватит тебе канитель тянуть. — Мэйпс набычился, тяжелое красное лицо начало багроветь. — Ну, так что мистеру Дэвису понадобилось?
— Мэйпс, — сказал судья, — молодой человек приехал с поручением. Он, я полагаю, действует согласно указаниям.
— Если это дело шерифа, так шериф — я, — сказал Мэйпс.
— Еще бы, — вмешался я, решив сделать новую попытку. — Мы это знаем, Мэйпс. Но ведь вопрос не в нас. Мы пришли от мистера Дэвиса. Оставь нас на минутку одних с судьей, и мы объясним ему, а там, если он решит, что дело это по твоей части, сам тебе и расскажет.
— Безусловно, безусловно, — подтвердил судья. — Если только это дело касается вас как должностного лица, я тотчас сообщу вам.
Мэйпс стоял, широко расставив ноги, и переводил глаза с Джойса на меня. Могучая грудь и плечи, маленькая голова с красным мясистым лицом, маленькие черные глазки под густыми черными бровями, жесткие коротко подстриженные волосы и борода. Выражение лица у него всегда сердитое, как у Уайндера, даже когда он смеется, и к тому же раздраженное, будто он зол на что-то, а почему, собственно, — сам не знает.
— Ладно, — согласился он, решив, по-видимому, что все равно ничего путного мы сказать не можем. У дверей он повернулся, пуще прежнего багровый, и проговорил, обращаясь к судье: — Если это дело касается шерифа, позовете меня. Ясно?
— Непременно, непременно, — вспыхнув, ответил судья.
Когда я притворил дверь за Мэйпсом, судья сказал:
— Итак? — и потер руки, словно ему удалось уладить все наилучшим образом. — Итак, в чем дело?
Джойс с уходом Мэйпса приободрился и начал быстро рассказывать судье о происшедшем. Я подошел к окну, но сам внимательно прислушивался и к Джойсу и к судье, который, став вдруг очень деловитым, расспрашивал, что именно сказал Грин и много еще о чем. На большинство вопросов Джойс толком ответить не мог. Но я счел, что моя роль — охранника — окончена, и не встревал. В окно я видел, что Мэйпс стоит на крыльце, заложив за ремень большие пальцы. Судья не проявлял ни малейшего намерения перейти к делу и только задавал все новые вопросы. Джойс все больше волновался.
— Мистер Дэвис вовсе не хочет задерживать их, — повторил он уже не в первый раз.
— Ну, конечно, нет, — согласился судья.
— Он только не хочет, чтобы это обернулось линчеванием.
— Нет, конечно! Ни в коем случае нельзя такого допустить!
Джойс снова изложил просьбу Дэвиса, чтобы был сформирован уполномоченный отряд, действующий под присягой.
— Безусловно, — сказал судья. — Все должно быть строго по закону! Иначе неизбежно еще худшее беззаконие и насилие. Сколько уже лет я им об этом толкую, — вдруг рассердился он, усмотрев в происходящем личную обиду, — сколько лет! — Затем звучали лишь его шаги из конца в конец комнаты и сердитое пыхтение.