Призраки из прошлого и другие ужасные истории
Шрифт:
Встаю, включаю свет, одеваюсь, достаю телефон, чтобы посмотреть, что происходит в мире. В отличие от одноклассников, я всегда интересуюсь последними событиями, к этому меня с детства приучили родители. А как еще может быть, если отец у тебя журналист (года три назад он стал редактором журнала «Родные просторы»). И вспоминаю, что Интернета, как и мобильной связи, здесь нет. Нахожу в гаджете какую-то примитивную игру для первоклашек, в которой шарик разбивает кирпичики, и… обо всем забываю. Удар, еще удар, тьфу ты, шарик пролетает мимо, одна из трех жизней потеряна. Осталось две. Еще удар, еще, еще много ударов, и, наконец, последний кирпичик рассыпается и исчезает. Шарик – победитель! Вот бы и мне стать таким же шариком-победителем! Увы, я толстый, неуклюжий и… пассивный. И вряд ли что-то удастся изменить.
Вдруг хлопает входная дверь, и дом наполняется громким девчоночьим визгом.
– И-и-и!
– И-и-и!
– И-и-и!
– Ой, батюшки!
– С ума сойти!
– Я думала, что это мерещится, а это…
Слышу сердитый голос дяди Миши.
– Чего примчались ни свет ни заря! Вместо того, чтобы в школу идти, визжат, как оглашенные!
– Так гость же у вас, – доносится из комнаты тонкий девчоночий голос. – Вот и решили взглянуть на него, а там, на улице, почти рядом с вашей калиткой…
– И-и-и-и!!!!
– Ну че, И-И-И-И-И, че визжите? По-человечьи говорить разучились?
– Там, дядь Миш, она стояла. Или он, не знаю, как правильно. Призрак стоял. Душа, наверное, одного из стражников. Возле вашей калитки… Такая… желтоватая…
– Ну и чего визжать? А тебе, – это он уже, наверное, обращается к Соньке, – сколько раз можно говорить, чтобы не шаталась по вечерам по поселку. Вот куда ты вчера на ночь глядя поперлась?
– Я ж говорила, дядь Миш, к девчонкам пошла, предупредить, что сегодня в школу не приду.
– Вот они и притащились! Да еще с криками! Поди и гостя разбудили, безголовые!
– Так мы и пришли, дядя Миш, на него посмотреть. Интересно же!
Мы только в щелочку заглянем и все!
Я мигом достаю из рюкзака блокнот, ручку и, усевшись на кровати, делаю вид, что пишу. Пусть знают, какой я умный!
Из-за дверей слышится шепот:
– Толстый!
– Дык че ты хочешь, москвич! Москвичи знаешь, сколько съедают! Вся страна их кормит!
– А че это он нарисовался?
– Че-че, каникулы у них сейчас! – это Сонькин голос. – Вот и решил прокатиться.
– Ни фига себе! Все школьники учатся, а они отдыхают!
– Да у него школа какая-то… как это… новационная…
– Ой, смотрите, а рожа-то!
– Че рожа?
– В прыщах вся. Надо же, какой некрасивый!
– Ладно. Хватит, отойдите! – сердится дядя Миша. – Верка, Зойка, Валька, чего уставились?
– Все, девчонки, идите, в школу опоздаете! – приказывает Сонька.
– А ты че?
– Че, забыли? Марь Иванне передайте, что прийти не смогу. Гость все-таки. Из Москвы.
– Счастливая… – вздыхает кто-то из девчонок, и я не могу понять, чему завидует: тому, что гость из Москвы, или тому, что можно пропустить занятия. Скорее всего, второму.
За завтраком начинается спор. Сонька отказывается вести меня к Геннадию Борисовичу.
– Как это ты не пойдешь? – возмущается дядя. – А для чего ж тогда с занятий отпросилась?
– Выходной устроить.
– Но ведь это гость, ему надо поселок показать, до школы довести, чтобы он вещи свои забрал! Не полетит же он в Москву в валенках и телогрейке!
– Да че показывать-то? Было бы что хорошее.
Все-таки дяде Мише удается уговорить Соньку проводить меня до школы. Я кладу в карман телогрейки телефон, который собираюсь использовать в качестве диктофона, фотоаппарата и видеокамеры, и мы выходим из дома.
Глава 11
Сонька идет метра на три впереди, я понимаю: не хочет, чтобы кто-нибудь подумал, что она со мной – с толстым и с прыщами на лице. Но об этом можно не беспокоиться, ведь улицы поселка пусты. У половины домов, видимо, давно уже нет хозяев: окна и двери заколочены досками. И вдруг у Соньки (этих девчонок разве поймешь?) просыпается талант экскурсовода, она подходит ко мне и показывает на виднеющуюся вдали сопку, на которой, в отличие от других, нет ни деревца.
– Перед нами сопка под названием Лысая, – вовсе не писклявым, а нормальным голосом говорит она. – За ней начинается Китай. До революции туда за товарами ходили русские. А из Китая сюда набегали бандиты – хунхузы. Их банды порой насчитывали чуть ли не сто человек. А чтобы напугать своих жертв, они надевали на головы маски чертей.
Я первый раз в жизни слышу о хунхузах и мне это очень интересно.
– А кого они грабили? Здесь что, было много богатых?
– В Благодатном нет, поэтому в нем они почти не появлялись. А вот на золотом прииске, что в десяти километрах отсюда, бывали часто. Да, а идем мы по той части поселка, которую местные называют Америкой. А во-о-н впереди видишь скособоченный дом? Там начинается Индонезия. Да вот мы уже по ней и идем.
– Почему так назвали? Америка, Индонезия, еще что-то…
– Кто его знает. Может, потому, что у тех, кто остался в Благодатном, вообще нет возможности путешествовать. Ведь кто мог уехать отсюда, давно уехали. А остальные решили побывать в других странах хотя бы таким необычным образом.
Я искоса смотрю сверху вниз на Соньку, на эту пигалицу. А что, когда она не дергается, похоже, нормальная девчонка. И даже немного симпатичная. И вовсе не чучело.
Сонька ловит мой взгляд и тут же сердится.
– Че зыришься? Я тебе че, это… как его… Ну, в музеях… экс… экс…
– Экспонат! – подсказываю я и задаю вопрос, который вертится в голове:
– Послушай, Сонь, что это за кучи песка в некоторых дворах?
– Это порода из хвостов, – поясняет Сонька.
– Что за хвосты? – спрашиваю я еще и потому, что о каких-то хвостах говорил в поезде Бурелом с попутчиком.
– Ну, как бы тебе объяснить… Руда из шахты идет на обогатительную фабрику, там она измельчается, и из нее извлекаются крупицы драгоценного металла. Отработанная измельченная порода, в которой уже нет ничего ценного, сваливается в отвалы или в хвосты. Но кроме измельченной породы есть еще и так называемый базальт, это тоже пустая порода, только в виде камней. Этот базальт сваливали рядом с отвалами.