Призраки отеля «Голливуд»; Гамбургский оракул
Шрифт:
— Это пришел за мной майор Мэлбрич. — В шепоте Гвендолин чувствовалась ненависть. — Он забрал ключ, чтобы я не удрала.
Мун быстро потушил свет и спрятался за штору.
— Мисс Гвендолин! — тихо позвал майор Мэлбрич. — Пора лететь в Малагу. Журналисты уже дожидаются вас. Мы приготовили вам отдельную палату в американском госпитале. Сделайте вид, что вы слишком слабы, чтобы отвечать на вопросы, ответы я беру на себя… И зарубите себе на носу: если вы проболтаетесь, мы ознакомим представителей прессы с вашей уголовной деятельностью. Так что в ваших же интересах молчать.
Мун, выступив
— Ну уж мне вы ничем не заткнете рот. Может быть, вы, мастер секретов, откроете наконец истину, которую утаили, чтобы заставить мисс Гвендолин сыграть свою роль? Скажите же ей, что ее мать и брат отправились в вашем присутствии вовсе не домой, а на тот свет. И заодно расскажите, почему вы уверяли падре Антонио, что они уже скончались, когда оба были еще живы? Не потому ли, что во время предсмертного причащения он мог узнать от Шриверов тайну их гибели?
Майор Мэлбрич, то ли потрясенный самим фактом внезапного появления Муна, то ли этим шквалом каверзных вопросов, словно потерял дар речи. За него говорило лишь лицо, вмиг сменившее свою окраску кирпичного загара на темно-багровую. Молчала и Гвендолин. Она вся тряслась, в ее еще не просохших от слез глазах появилось полубезумное выражение.
— И не связана ли эта тайна с настойчивостью, с которой вы стремились исключить из района поисков остров Блаженного уединения? — Этот последний вопрос Муна выскочил у него как-то подсознательно, под влиянием туманной интуиции.
Майор сделал резкое движение, его кирпичное лицо стало почти черным. Но это длилось лишь мгновение. Выброшенная рывком рука спокойно поправила пояс, майор медленно поднял ее и пригладил пробор.
— Вы шутник, мистер Мун, — сказал он с усмешкой. — А это еще опаснее, чем быть философом.
И только теперь Гвендолин, бросившись плашмя на кровать, разразилась истошным криком.
— Вызовите врача! — сказал Мун. — А намечавшуюся пресс-конференцию в Малаге придется отложить. До того, как вы найдете другую дублершу — на сей раз на роль Гвендолин Шривер.
Коридор отеля напоминал склад мебели. Все, что было перевезено в замок для достойного оформления дипломатического завтрака и торжественного банкета в честь освобождения Панотароса от радиоактивной опасности, вернулось сюда. Дон Бенитес, тяжело дыша, впихивал в бывшую комнату Гвендолин внушительный диван.
— Где вещи, которые брал маркиз из моего номера? — на ходу бросил Мун.
— Уже поставили обратно. Извините, что вторгся к вам без разрешения, сеньор Мун.
Мун кинулся в свою комнату. Все было на своих местах. Картина с бородатым шарманщиком, которому суждено было замещать в течение суток герцога Вильяэрмосу, аккуратно висела на стене. Ваза стояла на столе, пепельница на тумбочке, кресло, как всегда, возле окна. Но оно было вовсе не красным, а небесно-голубым.
— Сколько в гостинице таких кресел? — выбежав в коридор, спросил Мун. В своем возбуждении он забыл сказать про цвет.
— Штук двести, — не понял его портье.
— Темно-красных?
— Одно-единственное. На вашем мисс Шривер прожгла сигаретой обивку, вот и пришлось сменить на скорую руку другим.
Мун окинул взглядом коридор. Кресла громоздились друг на друга. Но ни одно красное пятно не вторгалось диссонансом в сплошную голубую рапсодию.
— Ваше красное кресло, сеньор Мун, по-моему, осталось в замке, — к счастью, вспомнил дон Бенитес.
Когда Мун добрался до замка, было уже темно. Ворота зияли как темный провал. Погруженный в темноту парк шелестел сухой, прошлогодней листвой. Давно потухли лампионы у входа в Черную пещеру. Кто-то сорвал пестрые плакаты с наспех сколоченного забора. Ничем не прикрашенный, во всей неприглядной наготе, он высился над ямой, где маркиз нашел осколки и вместе с ними лучевую болезнь. Темный силуэт замка виднелся на фоне ночного неба. Светились только окна библиотеки. Мун перешел висячий мост. Его встретила гулкая тишина. Подчиняясь мгновенному побуждению, он прежде всего зашел в комнату Дейли. Красного кресла здесь не было. Неужели он не найдет дневник? Неужели кто-нибудь добрался до него и уничтожил, чтобы записи Рола не выдали тайну смерти Шриверов?
Билля Ритчи Мун нашел в освещенной библиотеке. Тот сидел на диване, служившем маркизу постелью, повернувшись к окну, в котором горели редкие огни Панотароса. Он казался погруженным в свои горестные мысли. Но только подойдя ближе, Мун понял, что старый актер спит. Даже во сне его не оставляло выражение беспрестанной заботы за завтрашний день, не суливший ему ничего, кроме бесплодных воспоминаний о былом экранном величии. Разбуженный шагами, он поднял на Муна испуганные глаза:
— Кто это?… Ах это вы, мистер Мун? Какое счастье, что вы пришли! Мне приснился такой сон, что после этого радуешься первому живому человеку…
— Я тоже видел сон, — хмуро сказал Мун. — Будто вас допрашивал начальник полиции.
— Это правда. — Билль совсем сник. — Полковник спрашивал меня про встречу с доктором. Грозил аннулировать въездную визу. А ведь это мой единственный шанс выжить. Доллар равняется здесь шестидесяти песетам. Стенли Хьюз подписал со мной тогда второпях контракт, а когда понял, что я уже не тот, выплатил небольшую отступную сумму.
— И вы сказали…
— Нет, все равно не сказал. Но тогда он при мне принялся бить Педро, знаете, этого бедного мальчонку, у которого ни дома, ни родителей. Педро тоже молчал… Тогда полковник сказал, что, если один из нас не заговорит, он изобьет мальчика до смерти… И тогда я не выдержал… Не бойтесь, мистер Мун!.. Когда вы послали меня в Мадрид вместо себя, я так вжился в роль детектива, что даже на допросе соблюдал конспирацию. Я почти ничего не раскрыл полковнику. Сказал, что в Малаге расстался с доктором, а где он теперь, не знаю.
Никогда еще старый актер не был так беспомощно жалок, как в тот день, когда он с видимой гордостью пытался убедить Муна, что вполне справился с доверенной ему значительной ролью, которая в действительности обрекала его на амплуа простого статиста.
— Ладно, Билль. Ваша наивная конспиративность едва ли обманула полковника, но то, что вы заговорили ради Педро, снимает с вас вину. — Мун дружески похлопал его по плечу. — Вы не видели стоявшее в моей комнате красное кресло? Дон Бенитес предполагает, что оно осталось в замке.