Призраки Ойкумены
Шрифт:
М’беки словно подменили. Из-под нахмуренных бровей на Эбале смотрел не человек – явление природы, живой катаклизм, способный одним квантовым прыжком преодолевать десятки парсеков и рвать на части тварей, перед которыми пасовали рейдеры патрулей.
– Где?!
– Здесь!
«Он не спросил: сколько? Какого класса? – краем сознания отметил Эбале, активируя протокол мануального вирт-управления. – Он спросил: где?» В три движения начсмены слепил из динамической карты событий оранжевый шар, похожий на баскетбольный мяч, и швырнул «мяч» в спецканал связи, распахнувшийся воронкой. Антис поймал карту на другом конце канала и щелкнул
– Я пошел, – буднично сказал антис.
Изображение мигнуло и погасло.
– Абонент, – по-кошачьи мурлыкнула информателла, – находится вне зоны доступа.
Эбале охватило страстное желание запустить в виртуальную дуру чем-нибудь материальным, желательно из чугуна.
Помощник вынырнул из сферы:
– Я связался. Еще два антиса на подходе.
– Время?!
– Тридцать-сорок минут. Быстрее не успевают.
– Через полчаса тут все закончится.
Я – шарик, подумал Эбале. Я – воздушный шарик, и я лопнул. Я сделал все, что мог. Теперь я жду. Сижу, бью баклуши и жду. Великий Джа, что за пытка…
– Флуктуация неизвестного класса, – доложила информателла.
Голос ее дрожал: видимо, чугун долетел.
Охристое пятнышко неслось к месту битвы. «Корабли вне опасности, – как заклинание, твердил Квадво Эбале. – Вне опасности. Вне…» Он уже знал: стая атакует коллант, объявившийся в системе. Когда стартовал М’беки, начсмены позволил себе малую толику надежды. Антис успеет, спасет этих отчаянных людей…
Тварь, окрашенная на мониторе в цвет охры, успела раньше. Лишь потом, на замедленном просмотре, Эбале сумел разобрать подробности – и все равно ничего не понял. Пятно с разгону врезалось в бурлящий клубок волн и силовых полей – и размазалось по нему флуоресцентной кляксой. Клякса жадно пульсировала, словно тварь высасывала из колланта – из своих сородичей?! – жизненные соки. Бурление усилилось, в клубке полыхнуло, и стая натуральным образом взорвалась, распадаясь на отдельные флуктуации.
Фаги порскнули врассыпную тараканами из-под веника. В голосфере зарябило от десятков волновых объектов. Тут и подоспел антис; впрочем, спасать оказалось некого, и воевать не с кем. Болезненно искря, потрепанный коллант пропал из зоны видимости. Охристая зараза исчезла, как не бывало. Уцелевшие фаги драпали во все стороны. Думиса М’беки в сердцах прихлопнул первого, кто попался под руку, а за остальными даже гнаться не стал. Зато «Ведьмак» и первая эскадрилья истребителей оторвались по полной, разнеся из деструкторов целую шайку фагов. Колланты «Грядущего», рейдер и вторая эскадрилья объявились уже к шапочному разбору. В системе было чисто, в системе было пусто. Лишь медленно таяли клочья силовых полей, исходя туманом остаточных излучений.
Квадво Эбале крутанулся в кресле:
– Как вы сюда вошли?! Посторонним…
Он осекся, узнав М’беки. Второму антису Китты на днях исполнилось двадцать пять лет, и одевался он, как положено молодому оболтусу: шорты цвета хаки, интерактивная разлетайка навыпуск. По разлетайке плавала белая акула, всякий раз клацая зубами в районе паха. На голове М’беки красовалось воронье гнездо из небрежно скрученных дредов.
– Что за хрень? – гаркнул антис. – Я из штанов выпрыгиваю, а толку? Все рвут когти, и старик Думиса остается в полных непонятках! Ты в курсах, брат?!
Палец антиса уставился на Квадво стволом лучевика. Акула повернула к начсмены жуткую башку, сощурила левый глаз, будто прицеливаясь, и ухмыльнулась во всю пасть. Это его прозвище, вспомнил Эбале. Болтают, под шелухой М’беки принимает облик акулы.
– И не говори, брат! – вздохнул Квадво Эбале. – Полная засада…
Антис почесал затылок и кивнул.
– Штиль-нер! Штиль-нер!
Вопреки значению слова «штиль» на трибунах бушевал настоящий шторм. Такое редко увидишь на турнире по фехтованию. Футбольный матч? Сколько угодно! Боевое троеборье в невесомости? Конечно! Но «Клинки Ойкумены»? И накал страстей пожиже, и публика другая: аристократы спорта, тонкие ценители финтов и парадов…
Тонкие ценители превратились в буйных пациентов психбольницы. Аристократы – в беспризорников, чудом прорвавшихся в цирк. Они вскакивали с мест, махали руками, прыгали, бросали вверх шляпы, не в силах справиться с эмоциями. Уже не кричали – скандировали:
– Штиль-нер! Штиль-нер!
Сочный бас перекрыл скандёж:
– Браво!
Эзра Дахан – единственный, кто избежал эпидемии возбуждения – отметил, что Рудольф Шильдкнехт кричит со всей возможной искренностью. Чувствовалось, что бергландец не держит зла на Джессику, закрывшую ему дорогу в финал. Овации ширились, захлестывали зал; к аплодисментам – чудо из чудес! – присоединилась часть судей.
Жаль, виновницы оваций и след простыл.
Это был самый короткий бой турнира. Возможно, это был кратчайший бой за всю историю фехтования, как вида спорта. Мар Дахан начал рассчитывать вероятность такого факта и бросил: не хватало данных. В сотый раз он прокручивал в мозгу событие, свидетелем которого стал вопреки собственным ожиданиям и прогнозам. Джессика вылетела на площадку за секунду до гонга – красная, запыхавшаяся, злая как черт. С вероятностью в семьдесят три и шесть десятых процента причиной злости Джессики Штильнер являлся сеньор Пераль. Приветственный салют в исполнении гематрийки выглядел безукоризненным, но прокрученным на «ускоренной съемке». Еще не замер отзвук гонга, а ученица мар Дахана уже прыгнула к сопернице, нанесла молниеносный укол в сердце – и удрала с площадки раньше, чем бисандийка Габриэла Азурро рухнула пластом.
Даже не стала ждать, пока отключат нейтрализатор.
Зрители остолбенели. Настроенные на зрелище, они сперва не поняли, что произошло. Да и судьи, если честно, мало что поняли. Зато когда дошло, доехало, добралось до мозгов и печенок… На обзорниках крутили повторы сенсации: меняя ракурсы, в реальном времени, в замедлении. Информателла сообщала, что Джессика Штильнер вышла в четвертьфинал турнира – единственная женщина, которая продолжит борьбу за первенство. Бархатное контральто тонуло в реве трибун:
– Штиль-нер! Штиль-нер!
Растерянность, подумал мар Дахан. Редкое, уникальное чувство. Мне повезло. Последний раз я пребывал в растерянности двадцать семь лет тому назад. И вот – сегодня. Я никогда не видел, чтобы Джессика так дралась. Это не моя наука, и не наука Диего Пераля. Что-то третье; синтез, чьи исходники я не могу проанализировать в должной мере. Я могу лишь выстроить многомерную матрицу вопросов и задач, и все они требуют ответов и решений. Часть вопросов конфликтуют друг с другом. Тут главное – четко расставить приоритеты.