Призраки приходят в дождь
Шрифт:
Вспомнился полутемный холл, выключенный свет в лобби-баре, выступающие из мрака черные кожаные кресла, низенькие столики…
— В прятки, что ли?
Санёк дернулся лечь, но выражение круглого лица Каору заставило отложить заезженное движение.
— В «Сто страшных историй» играть будем.
— Это как? — сделал осторожный шажок назад Вадя.
— Соберемся, будем истории рассказывать. Зажжем свечи. После каждой истории одну свечу будем гасить. Последнюю историю, самую страшную, расскажут в полутьме и погасят свет.
— Круто! — восхитился Санёк. — Девчонок позовем. Пускай повизжат.
Вадя сделал еще пару шагов назад. На этом комната закончилась.
— Я уже всех позвал, — доложил Каору. — И Алису-сан позвал. И… — запнулся, — Илю-сан тоже позвал. Сказали, придут.
Санёк поежился. Движения рождали неприятную зябкость, хотелось закутаться во что-нибудь большое и теплое. Но это было невозможно — все теплое при такой влажности превращалось в холодное и неуютное. От раздражения, что не может согреться, Санёк накинулся на Вадю.
— Чего стоишь, дятел? Видишь, человек ждет! Собирайся, давай!
Вадя дернулся туда-сюда, полез зачем-то под кровать, явив миру свой тощий зад.
— Мы подождем, подождем, — болванчиком закачался Каору. — Не торопись.
Санёк плюнул на идею со свитером и для тепла сложил на груди руки.
— Ну а ты вообще как? Крыша не протекла еще? — приступил он к светскому разговору.
Каору улыбнулся. Его круглое бесстрастное лицо превратилось от этой улыбки в наивное и как будто удивленное. Невысокий, пухлый. Черные короткие волосы зачесаны назад. От ходьбы и вечных кивков челка сползает на лоб и покачивается при каждом шаге. Белая футболка, мятый темный пиджак, синие джинсы. Ничего особенного, человек как человек. Дьявольски пластичный. Здорово танцует. Ему бы не с ними по городу носиться, а в танцзале тренироваться.
— Дождь — это хорошо, — поклонился Каору.
— Конечно, хорошо! — громко согласился Санёк. — Цунами тоже хорошо! Часто они у вас тут бывают?
— Часто, часто, — согласился Каору.
Санёк сощурился. Странная нация. Ну ладно, улыбаются. Ну ладно, старших уважают. А соглашаются-то постоянно с какого перепугу? Не хотят обидеть? И главное — они все время вместе. Толпой. Что на улице толпа, что в метро. Не протолкнешься.
— Ну, чего ты там закопался? — пнул по шевелящемуся заду Санёк.
— Я тапки потерял, — отозвался из-под кровати Вадя.
Что-то прошелестело по окну. Санёк и сам не ожидал, что вздрогнет. От этого еще больше испугался. По телу пробежали неприятные мурашки. И чувство появилось, словно он ждал вот такого подвоха: сейчас что-то произойдет, поэтому и испугался. Пугаются, когда знают, что может быть страшно. А Санёк знал, ждал: откуда-то кто-то должен был выйти. Или вылезти. Или влезть…
— Чего это у вас там? — прошептал Санёк.
За окном стояла морось. Но на мгновение Саньку показалось, что дождь старательно замазывает на стекле отпечаток ладони.
— Ветер. Высоко находимся, — изрек Каору и на мгновение расширил глаза.
Что-то это, вероятно, должно было означать. Но Санёк в тонкости мимики японцев не вникал и вникать не собирался, поэтому толкнул Вадьку, заставляя вылезти на свет и явить миру свою вытянутую физиономию, и грубо произнес:
— Пошли страшилки рассказывать!
Когда они выходили из номера в узкий коридор, по стеклу снова провели пятерней. Но этого уже никто не увидел.
За дверью их ждал сюрприз. Высокий тощий парень с длинными черными волосами, прядками, выкрашенными в коричневый цвет, и очень худым, резко очерченным лицом. Смотрел он не в пример всем остальным — сурово, даже как будто с недоверием. Взгляд исподлобья, губы недовольно поджаты. Вот-вот достанет киянку и с воплем кинется в бой.
Санёк под этим взглядом сломался первый.
— Конничива, — резко произнес он, неловко прижимая ладонь к груди.
Влажную ладонь к влажной футболке. Сердце бабахнуло. Лучше бы дома сидел, честное слово.
Лицо японца мгновенно переменилось. Он вдруг склонил голову, лукаво прищурил глаз и легко улыбнулся.
— Конничива! — взвизгнул он, выкидывая вверх ладонь.
Услышав визг, Вадя, уже почти вышедший из номера, бросился в него обратно. Каору тихонько засмеялся.
— Как я? — бурно зажестикулировал незнакомец, а потом быстро-быстро залопотал по-японски. Они с Каору сцепились руками, стукнулись плечами, обнялись.
— Конничива! — снова пропели у Саньки над ухом, заставив вздрогнуть.
Рядом с ним стояла смерть. В виде высокой японки в черном. Черные волосы собраны в два длинных хвоста. Черная жилетка, черные шорты, черные ботинки на высокой платформе. Черные гетры до колен, перетянутые несчетным количеством ремней. Через голову перекинута черная сумка, бряцает цепочка на замке, с пояса свисает еще пяток цепочек. На шее черное бархатное ожерелье с большим кольцом. Глаза — один сплошной белок с черной точкой зрачка.
Чистая смерть. Без вариантов.
Должно было пройти несколько тактов, несколько тяжелых ударов сердца, прежде чем сквозь парализующий страх дошло, что это линзы. Очень неудобные линзы.
Девушка смотрела не моргая. И улыбалась.
— Мать твою! — ахнул появившийся на пороге Вадя и снова грохнул дверью.
— Не бойтесь, не бойтесь, — замахал рукавом Каору. — Это Гайрайго!
— Конничива, — повторила девушка, кивнула и присела в легком реверансе.
Крашеный парень зажмурился, показав крепкие белые зубы, и что-то крикнул.
— А чего это у нее? — из-за двери подал голос Вадя.
В сердцах Санёк стукнул кулаком по тонкой перегородке — необязательно себя выставлять придурком перед хозяевами в чужой стране.