Призраки прошлого
Шрифт:
Антон Николаевич присел рядом, аккуратно покрутил в руках оружие, заглянул в дуло, провернул барабан, оглядел рукоятку.
— Откуда взялся этот револьвер? — поинтересовался он холодно.
— Как это откуда взялся? — удивился я. — Ваш парень, Арсен, мне его дал. Вместе с кобурой.
— Если бы этот револьвер был из реквизита, на нем был бы выбит номер, здесь ничего нет. Я не знаю, откуда молодой человек его взял. Может быть, с собой принёс, — изрёк Антон Николаевич, сверля меня глазами.
Я ощутил, как у
— Ладно, Антон Николаевич, разберёмся.
Когда пиротехник ушёл, Верхоланцев смерил меня взглядом, пошевелил усами и спросил:
— Олег, а Мельгунова случайно ты убить не хотел? А?
Я тяжело вздохнул, не осталось никаких сил возражать, оправдываться, объяснять. Верхоланцев похлопал меня по колену и сказал доброжелательно:
— Иди, отдохни. Часа через два снимем эту сцену, и пойдёшь на боковую. Выглядишь кошмарно.
— Мы что ещё и снимать будет? — изумился я. — После такого?!
— Если эта жидовская морда настаивает, я ничего поделать не могу, — развёл он руками.
Я вышел в коридор, поплёлся к гримёрной, и вздрогнул, услышав визг Мельгунова:
— Мерзавец! Хотел меня убить!
Кровь закипела в мозгах, в один прыжок я оказался рядом, схватив за грудки премьера, зашипел прямо в лицо:
— Да! Да! Я хотел бы тебя убить, но ты заключил сделку…
Охранник оторвал меня от Мельгунова и с силой врезал по физиономии, я отлетел к стене, рот наполнился металлическим привкусом, кровь хлынула из носа, заливая рубашку. Закрыв широкими спинами подопечного, охранники быстро начали удаляться. Я бросился за ними, крича вслед:
— Я не отдам тебе Милану! Слышишь, Мельгунов?! Даже, если ты отправишь меня на тот свет. Я буду её защищать! Буду являться к тебе в страшных снах! Как призрак, чтобы отравлять твою паршивую, мелкую жизнь, тварь!
Один из орангутангов развернув бритую, квадратную будку, угрюмо процедил сквозь зубы:
— Заткнись! Башку сверну!
Я замолчал, без сил опустился около стены, размазывая кровь по лицу.
— Боже, Олег! Что случилось?! — услышал я вскрик Лили.
Она подбежала ко мне, потащила в гримёрную, уложила на кушетку. Приложив лёд, завёрнутый в полотенце, к разбитому носу, убежала. Через пару минут около меня возник немолодой, лысоватый мужчина в белом халате.
— Ну-с, молодой человек. У, где же вы так хорошо носик задели? — протянул он. — Сейчас, посмотрим. Нет, все цело, повезло. Полежите немного.
Когда кровь остановилась, я переоделся в джинсы и рубашку, взглянул в зеркало, отметив, что губа сильно разбита, а нос, слава Богу, пострадал не сильно, и отправился на поиски Лифшица. Проходя мимо студии, заглянул — по центру восседал священный триумвират из Розенштейна, Верхоланцева и Непогоды. Я флегматично прислонился к косяку, сложив руки на груди, решил дождаться приговора. Кто-то должен мне сообщить, наконец, что я уволен.
— А, Олег, заходи! — сказал Верхоланцев, увидев меня. — Ты чего опять свои тряпки напялил? Мы сейчас будем снимать. Подойди на минутку. Твою мать, где ты фасадом-то припечатался? Ладно, замажем.
Я приблизился и осторожно взглянул на Розенштейна, пытаясь осознать, знает он о ссоре с Мельгуновым или нет, но «тётя Роза» даже ухом не повёл.
— В общем, так решили. Будем снимать в трёх частях, — сказал Верхоланцев. — Вначале — ссора двух мужиков. По отдельности. Револьвер в руках, и крупным планом лицо Мельгунова. А потом уже раненная Белла на руках у Франко.
— Хорошо, я согласен, — сказал Розенштейн, зевая. — Дима, ты все доделай, а я пошёл.
— Давид, но мы договорились? Верстовскому увеличиваем ставку? — спросил Верхоланцев, бросив на меня изучающий взгляд.
— Да-да, — буркнул продюсер. — Увеличиваем. Только, Игорь Евгеньевич знать не должен.
— Разумеется, — ухмыльнулся главреж. — Значит, все решили. Мельгунова снимаем отдельно, восьмёркой, ставку Верстовскому увеличиваем.
Розенштейн кивнул, и направился к выходу, тяжело переставляя толстые ноги-тумбы. Я плюхнулся на его место и проронил:
— Дмитрий Сергеевич, вряд ли получится.
Верхоланцев с таким изумлением взглянул на меня, будто я сморозил ужасную глупость.
— Что случилось-то, твою мать? — раздражённо пробурчал он.
— Я подрался с Мельгуновым и …
Верхоланцев взорвался громким хохотом, как ребёнок, до слез, утирая глаза платком. Отсмеявшись, он похлопал меня по плечу и сказал:
— Слушай, что я тебе скажу. Наверху вопрос рассматривается о сериале на эту тему. Но поскольку Игорь Евгеньевич в сериалах не снимается. Дело это не царское, — он ухмыльнулся. — Главную роль играть будешь ты. Подумай над этим.
— Ну, тогда меня точно уволят из журнала, — обречённо пробормотал я.
— Не переживай. Я звонил твоему редактору, он сказал, что отпускает тебя насколько понадобиться. Иди переодевайся и гримируйся.
Переодевшись, я пришёл в гримёрную, шлёпнулся перед зеркалом, рассматривая разбитую губу и распухший нос.
— Господи, Олежек, что случилось? — всплеснув руками, спросила Галя. — Кто тебя избил?
— Охранник Мельгунова врезал, — буркнул я.
Она нахмурилась, провела мягко по моим волосам расчёской и сказала:
— У вас какая-то преемственность в неприязни к Игорю Евгеньевичу. Гриша тоже бросался на него, чуть не задушил один раз. Еле разняли.
— А в чем причина-то была? Из-за гонорара?