Призраки Сумеречного базара. Книга первая
Шрифт:
– Я сам виноват, что меня ранили, – сказал Джонатан. – Я знаю: оправдания – это непрофессионально. Такого больше не повторится.
– Не повторится? – переспросила мать. – Все время от времени получают ранения. Что, собираешься сбежать в Безмолвные Братья?
Джонатан пожал плечами.
– Я хотел вступить в Железные Сестры, но они прислали мне отказ – обидный и сексистский.
Все рассмеялись. Секундный испуг на лице Джонатана сменился радостью, но в следующий миг все его чувства снова исчезли под маской безразличия, словно захлопнулась крышка на сундуке с сокровищами. Мать Изабель занялась раной Джонатана, отец остался у двери.
– Джонатан… – пробормотала Мариза. – Кто-нибудь вообще зовет тебя по-другому?
– Нет, – сказал Джонатан. – Отец обычно шутил, что заведет себе другого Джонатана, если я не справлюсь.
Изабель подумала, что, возможно, это не было шуткой.
– Мне вот кажется, что называть ребенка-нефилима Джонатаном – все равно что назвать ребенка-простеца Джебедайей, – заметила мать Изабель.
– Джоном, – поправил отец. – Простецы часто называют своих детей Джонами.
– Что, правда? – Мариза пожала плечами. – А я была уверена, что Джебедайями.
– Второе имя у меня – Кристофер, – сказал Джонатан. – Можете… можете звать меня Кристофером, если хотите.
Мариза и Изабель обменялись красноречивыми взглядами. Они всегда умели так общаться. Изабель думала, это потому, что они – единственные две женщины тут, и поэтому особенные друг для друга. Она представить себе не могла, чтобы мама сказала что-нибудь, чего ей не хотелось бы слышать.
– Мы не собираемся тебя переименовывать, – грустно промолвила мама.
Изабель не знала, что именно расстроило ее маму: то, что Джонатан подумал, будто они и вправду это сделают – дадут ему новое имя, как домашнему животному, – или то, что позволил бы им это.
Но что Изабель знала наверняка, так это то, что мать смотрела на Джонатана точно так же, как в свое время – на Макса, когда тот еще только учился ходить. А значит, об испытательном сроке разговоров больше нет. Джонатан остается.
– Но может быть, прозвище? – предложила Мариза. – Что скажешь насчет «Джейса»?
Джанатан помолчал, искоса, но внимательно глядя на Маризу. В конце концов он ей улыбнулся – улыбкой слабой и холодной, как первый утренний свет, но все больше теплеющей от надежды.
– Думаю, «Джейс» подойдет, – сказал Джонатан Вейланд.
Пока Джонатан знакомился с семьей, а вампиры, холодные, но свернувшиеся вместе в клубок, спали в трюме корабля, Брат Захария шагал по чужому для него городу. Спешившие мимо люди его не видели, но он замечал свет в их глазах, как будто он только что вспыхнул. Автомобильные гудки, визг шин и многоголосая болтовня на множестве языков сливались в длинную живую песню. Брат Захария не мог ее петь. Но мог слушать.
Это случалось с ним не в первый раз – когда в том, что есть, он видел след того, что когда-то было. Мальчик был совершенно другим. И не имел никакого отношения к Уиллу. Джем это знал. Джем (в те мгновения, когда он вспоминал Уилла, он всегда был Джемом) привык различать потерянного и самого дорогого его сердцу Сумеречного охотника в тысячах лиц и жестов других Охотников, в повороте головы или в звучании голоса. Не настоящее (единственное и навсегда утраченное) лицо; не настоящий (давно умолкший) голос, но порой, хотя все реже и реже, нечто похожее.
Его рука крепко сжимала посох. Уже много долгих холодных дней он не уделял резьбе под ладонью столько внимания.
Это чтобы я не забывал, во что верю. Если хоть какая-то его частица может остаться со мной, – а я верю, что может, – то он рядом. Ничто не в силах нас разлучить.
Он позволил себе улыбнуться. Он не мог разомкнуть губ, но все еще мог улыбаться. Он все еще мог говорить с Уиллом, хоть больше и не слышал ответа.
Жизнь – не корабль, уносящий нас на волнах жестокого, неустанного прилива прочь от всего, что мы любим. Ты не потерян для меня, ты не остался навсегда на недостижимом берегу. Жизнь – это колесо.
На реке он слышал русалок. Из искорок города к утру разгорался новый огонь. Рождался новый день.
Если жизнь – это колесо, она вновь принесет тебя ко мне. А я должен только не терять веры.
Даже когда иметь сердце казалось непереносимо трудно, все равно это было лучше, чем вовсе его не иметь. Даже когда Брату Захарии казалось, что он проигрывает борьбу и потеряет все, что у него было, оставалась еще надежда.
Порой мне кажется, что ты так далеко от меня, мой парабатай.
Отблески на воде ничего не стоили по сравнению с мимолетной улыбкой мальчика – и дикой, и испуганной одновременно. Это был ребенок, направлявшийся в новый дом, – точно так же, как Уилл и маленький Захария когда-то в печали и одиночестве отправлялись туда, где им суждено было обрести друг друга. Джем надеялся, что мальчик обретет счастье.
Джем улыбнулся в ответ – мальчику, которого давно уже не было на свете.
– Иногда, Уилл, – произнес он, – мне кажется, что ты совсем рядом.
Кассандра Клэр, Сара Риз Бреннан. Длинные тени
Старые грехи отбрасывают длинные тени.
Лондон, 1901 год
Железнодорожный виадук угрожающе нависал над зданием церкви Святого Спасителя. В свое время простецы всерьез обсуждали, не снести ли церковь, чтобы освободить место для будущей стройки, но эта идея встретила неожиданно яростное сопротивление. Так что железная дорога делала небольшую петлю, и шпиль церкви по-прежнему тянулся вверх, пронзая ночное небо серебристым кинжалом.