Призраки
Шрифт:
Внезапно тишину прорезал странный звук.
– Что за чертовщина?..
– Колокола, что же еще?
– отозвался Дуган.
– Они звучат очень красиво. Наверное, сейчас начнутся похороны.
Они похоронят Руфь на горе... Какого черта я здесь делаю с этим ненормальным старикашкой?
Но он понимал, что менять что-либо уже слишком поздно.
– Колокола в методистской церкви, сколько я себя помню, звонили совершенно иначе, - сказал Ив.
– Кто-то подменил их.
– Ну и что?
– Ну и ничего! Ладно,
Дуган оглянулся. На заднем сидении "джипа" лежала старая потертая сумка.
– Хотел спросить тебя, что в этой сумке.
– Разные старые вещи. Тебя это не касается.
Они проехали указатель, говорящий о том, что машина въезжает в черту города.
– Скажи, - после долгого молчания вновь обратился к нему Дуган, - что же мы все-таки будем искать?
– Не знаю. Но пойму, что это оно, если увижу.
Дуган промолчал, выругавшись про себя, и поднес ко лбу руку. Именно здесь была сосредоточена головная боль, начавшаяся как только они пересекли пограничную черту.
Все присутствующие в церкви ждали, когда преподобный Гухрингер начнет свою проповедь. Он слыл мастером на эти вещи.
И вот он начал:
– Мы провожаем в последний путь Руфь Мак-Косленд...
Большинство жителей Хейвена сидели, держа у рта носовые платки. Возможно, некоторых приезжих это удивило, но это была вынужденная мера. Как звезды падают с неба в августе, так выпадали зубы у хейвенцев. Но не только с ними происходила эта беда. Некоторые приезжие тоже потеряли по зубу на следующий день.
У некоторых смертельно болела голова, и эту боль невозможно было снять таблетками.
И у большинства из них во время проповеди и после нее, и в особенности на следующий день, стали появляться разные идеи. Они приходили внезапно, и многим хотелось закричать: "Эврика!", но они не смели нарушить тишину, царившую на похоронном богослужении.
Жители Хейвена хорошо видели эти перемены и радовались от души. Они понимали, что чем больше людей побывало здесь сегодня, тем больше "превратившихся" и "превращающихся" будет на свете, и таким образом они выполнят требования Великой Идеи.
Дуган и Хиллмен ехали по трассе. Дуган чувствовал себя несколько угнетенно, но не смог бы объяснить почему. Конечно, старик сумасшедший, мысль о том, что Хейвен стал змеиным гнездом, - паранойя. К этому прибавилось нервное напряжение, растущее где-то в глубине души Страшилы. Нервы ни к черту, - подумал он.
– Почему ты держишься за голову?
– спросил Ив.
– Потому что она болит.
– Если ветер подует, станет немного легче.
Боже, что он здесь делает? И почему ему так нехорошо?
– Я чувствую себя так, будто кто-то бросил таракана в мой кофе.
– Угу.
Дуган посмотрел на него:
– Но ведь ты себя так не чувствуешь, верно? У тебя все хорошо?
– Я устал, но голова у меня действительно не болит, и я спокоен.
–
– торопливо спросил Дуган. Разговор напоминал ситуацию из "Алисы в стране чудес".
– Головная боль, мне кажется, не передается на расстоянии.
– Если тебя и еще шестерых ребят запереть в тесной комнате, то через десять минут у всех вас будет болеть голова, верно?
– Ну, наверное, так. Но то...
– Конечно, нет. Да и с погодой нам повезло. Именно поэтому я думаю, что то, что мы ищем, обладает огромной мощностью, потому что ты это уже ощутил. Я вижу, что ощутил.
– Хиллмен помолчал, потом вдруг загадочно проронил:
– У тебя уже есть какие-нибудь идеи, Страшила?
– Что ты имеешь в виду?
– Ладно, - Хиллмен облегченно вздохнул.
– Если появятся идеи, скажи об этом мне.
– Это безумие, - Дуган, казалось, по-настоящему рассердился.
– Все, что ты говоришь, - бред. Давай-ка, разворачивайся и поехали назад. Я хочу вернуться, Хиллмен.
Ив внезапно сосредоточился на одной фразе, звучащей в его мозгу. В последние три дня, проведенные в Хейвене, он узнал, что Брайен, Мэри, Хилли и Давид могли читать мысли друг друга, он же мог их только чувствовать. Но его мысли они прочесть не смогли ни разу. Его заинтересовало, не являются ли причиной этому осколки в его голове.
– Что это?
– внезапно спросил он Дугана.
– О чем вы го...
Ив свернул на обочину, поднимая клубы пыли. Они уже на милю с небольшим отъехали от городской черты; до фермы старого Гаррика оставалось около трех-четырех миль.
– Ничего не думайте, ничего не говорите, просто скажите мне, что думаю я.
– Вы думаете про какой-то осколок... Но это безумие! Люди не могут читать мысли других людей!
Дуган замолчал. Он повернул голову и уставился на Ива. Ив слышал его хриплое дыхание. Глаза Дугана расширились.
– О каком-то осколке, - повторил он.
– Вот о чем вы думаете, и еще о том, что...
– Что они не могли читать мои мысли, - сказал смеясь Ив. Голову его украшала кепка, которая нередко встречается на шоферах дальних рейсов. Вот в чем причина?! Так просто! Он решил еще немного проверить Дугана. А что если представить себе... трактор?
– А что сейчас?
– Трактор. Но вы неправильно представляете себе щиток управления. Мой отец фермер. Я вырос на ферме. Эти тракторы, они...
Внезапно он замолчал, потом резко рванул на себя ручку двери и выскочил из машины.
– Когда-то давно Руфь спросила, прочитаю ли я молитву на ее похоронах, если ей не суждено пережить меня, - говорил тем временем преподобный Гухрингер, - и я рад, что могу выполнить ее желание.
Дик Аллисон скосил глаза влево и увидел лицо стоящего рядом Ньюта. Ньют выглядел усталым. За его спиной Джон Харли неприкрыто зевал; его голубые глаза не выражали ничего, кроме скуки.