Призраки
Шрифт:
Неужели мы действительно попадем туда? Он чувствовал, что из его носа вновь идет кровь, но какое это могло иметь значение по сравнению с важностью момента!
Итак, ты собираешься попасть внутрь? А если это убьет тебя? Ты начинал плохо себя чувствовать после каждого поверхностного контакта с этой штукой; не станет ли самоубийством, если ты войдешь в нее?
Это говорил разум, но что может значить голос разума рядом со все поглощающим желанием? Он должен войти внутрь и понять.
Гарднер громко рассмеялся. Звук смеха оказался неожиданно
Бобби удивленно спросила:
– Что ты видишь смешного, Гард?
Смеясь все громче, он ответил:
– Все. Если не смеяться, то можно сойти с ума. Согласна?
Судя по выражению ее лица, она была не согласна. Гард подумал: Конечно, она будет не согласна. У нее есть своя точка зрения. Она не согласна и не смеется, потому что уже давно сошла с ума.
От смеха по щекам потекли слезы, и некоторые из них были окрашены кровью. Гард этого не заметил, а Бобби хотя и заметила, но не сказала, потому что не намеревалась пугать его.
За два часа им удалось полностью расчистить подходы к люку. Когда дело было сделано, Бобби отряхнула руки и обратилась к Гарднеру:
– Мы закончили нашу работу. Мы сделали это, Гард.
– Да.
– И завтра мы войдем внутрь.
Ничего не говоря, Гард смотрел на нее. Во рту у него пересохло.
– Да, - повторила Бобби, как будто он переспросил ее.
– Завтра мы войдем в него. Мне одновременно кажется, что я впервые пришла сюда миллион лет назад - и как будто это было вчера. Я споткнулась о него, упала и расшибла палец. И вот мы достигли конца.
– Да, и вначале здесь была другая Бобби.
– И другой Гард, - задумчиво сказала она, и в ее глазах мелькнула искорка смеха.
– Верно. И хотя мне кажется, что эта штука убьет меня, я все же попытаюсь.
– Не убьет.
– Нет?
– Нет. А теперь пошли отсюда. Мне надо еще сделать много дел. Сегодня я собираюсь в сарай.
Гарднер пытливо взглянул на Бобби, но она в это время смотрела в другую сторону.
– Я сделала там кое-какие приспособления. Я и другие. Чтобы хорошо приготовиться к завтрашнему дню.
– И сегодня вечером они будут с тобой, - полуутвердительно спросил Гарднер.
– Да. Но сперва мне нужно привести их сюда и показать вход. Они... они тоже ждали этого дня, Гард.
– О, в этом я не сомневаюсь!
– Что ты имеешь в виду?
– ее голос прозвучал сердито.
– Ничего. Совсем ничего.
Их глаза встретились. Гард почувствовал, как она старается прочитать, что он думает сейчас, но усилием воли Гард опять помешал ей.
– Безусловно, покажи им все, - сказал он.
– Но когда мы откроем люк, Бобби, внутрь войдем только ты и я. Мы выкопали эту штуку, нам и идти первыми. Согласна?
– Да, - ответила Бобби.
– Мы войдем первыми. Без парадов и приветственных речей.
– И без далласской полиции.
– Естественно, и без них, - усмехнулась
– Ты хочешь войти самым первым?
– Нет, первой войдешь ты.
– Спасибо, Гард.
– Не за что, - он отвесил ей шутовской поклон.
– А ты почувствуешь себя лучше...
(когда "превратишься", когда процесс твоего "превращения" будет полностью закончен)
Бобби поднялась на ноги и направилась к дому.
4. САРАЙ
Это произошло четырнадцатого августа. Гарднер быстро подсчитал в уме, что провел с Бобби сорок один день - почти столько, сколько понадобилось в библейские времена для сотворения мира. А ему показалось, что прошло гораздо больше времени. Прошла вся его жизнь.
Они с Бобби едва прикоснулись к остывшей пицце, приготовленной Гарднером на ужин.
– Мне бы хотелось пива, - сообщила Бобби.
– А ты будешь?
– Спасибо, я пас.
Она удивленно подняла брови, но ничего не сказала. Достав из шкафчика банку и открыв ее, она некоторое время сидела молча, глядя в окно.
Он нарушил тишину:
– Ты и я, Бобби, мы провели много времени вместе.
– Да. Много времени. И такой странный конец!
– Почему ты так сказала - конец?
Бобби пожала плечами и отвернулась:
– Ты сам знаешь. Конец фазы. Так нравится больше?
– Во всяком случае, звучит не так безнадежно.
Они опять помолчали. Бобби допила пиво и вытерла губы рукавом своей рубашки. Затем она сказала:
– Я всегда любила тебя, Гард. И, что бы ни случилось, помни, пожалуйста, об этом.
– Теперь она посмотрела ему прямо в глаза, и ее лицо под коркой грима было жалкой пародией на лицо прежней Бобби.
– И я надеюсь, ты помнишь, что я никогда не принуждала тебя помогать мне. Все, что ты делал, было совершенно добровольно. Свобода волеизъявления - это немаловажный фактор, как сказал однажды кто-то из великих.
– И ты сама избрала для себя эти раскопки, - Гарднер говорил тихо, а в душе его был страх. К чему она говорит о свободе волеизъявления? Готовит его к близкой кончине?
Прекрати, Гард. Прекрати подозревать ее.
Бобби грустно рассмеялась:
– Делая выбор, ты ведь не задумываешься, принесет это тебе пользу или нет. Люди всегда выбирают знание, не обращая внимание на возможные последствия.
– Исходя из этой логики я участвовал в пикетировании атомных электростанций, - пошутил Гарднер.
Бобби мотнула головой:
– Люди всегда начинают выкапывать то, что находят и про что ничего нельзя сказать с первого взгляда. Резон один: а вдруг это окажется полезным?
– Но Питеру это не понравилось.
– Да. Питеру это не понравилось. Но не корабль убил его, Гард.
Я уже давно подозревал, что не корабль.
– Питер умер по самым естественным причинам. Он был стар. Эта штука в лесу - корабль из другого мира. Не ящик Пандоры и не райская яблоня. И никакого змея-искусителя не было.