Призраки
Шрифт:
А еще через день, девочку с мальчиком вернули «вскрытыми». Они были по-прежнему мягкие, но все изрезанные. Все в шрамах. Вскрытые. Распечатанные. Они по-прежнему пахли клеем, но все больше и больше — той самой слизью, что сочилась из Бетти у Коры дома, пачкая Коре диван.
Эти пятна: Корин кот обнюхивает их часами. Не облизывает, а просто нюхает. Как суперклей. Как кокаин из комнаты для хранения вещественных доказательств.
И вот тогда Кора и покупает бритвенные лезвия. Два лезвия. Три лезвия. Пять
В следующий раз, когда девочка возвращается к Коре, Кора относит ее в туалет и усаживает на раковину. Стирает румяна со щек салфеткой. Моет и расчесывает свалявшиеся белокурые локоны. Следующий на очереди детектив уже стучится в запертую дверь уборной, а Кора все шепчет кукле:
— Мне так жаль, мне так жаль, мне так жаль… — Она говорит кукле: — Все будет хорошо. — И сует лезвие поглубже в мягкое силиконовое влагалище. В дыру, которую кто-то расковырял ножом. Запрокинув девочке голову. Кора пихает еще одно лезвие ей в горло. Третье лезвие Кора засовывает ей в попку, тоже вскрытую ножом.
Когда возвращают мальчика — просто бросают его вниз лицом ей на кресло, — Кора уносит его в туалет вместе с двумя оставшимися лезвиями.
Зуб за зуб.
На следующий день детектив входит, таща девочку за волосы. Бросает ее на пол у стола Коры, вынимает ручку, блокнот и спрашивает:
— Кто ее брал вчера?
И Кора поднимает девочку с пола, разглаживает ей волосы и называет имя. Имя, выбранное наугад. Кто-то из детективов.
Прищурившись и тряся головой, сжимая в руках ручку с блокнотом, детектив говорит:
— Вот шукин-сыш! — И видно, что две половинки его языка стянуты черной ниткой.
Детектив, вернувший мальчика, заметно хромает.
Все пять лезвий исчезли.
После этого Кора решает, что надо переговорить с одним человеком из окружной больницы.
Никто не знает, как ей удалось раздобыть образцы из лаборатории.
После этого все мужчины-сотрудники управления постоянно пощипывают себе яйца сквозь брюки. Поднимают локти на манер обезьян, чтобы почесаться под мышкой. Но это не могут быть мандавошки. Ведь они уже сколько ни с кем не спали.
Примерно в это же время жена кого-то из детективов совершенно обалдевает, обнаружив крошечные кровоточащие точки, какие бывают, когда подцепляешь лобковую вошь. Россыпь красных перчинок на белых трусиках или на белой футболке, в тех местах, где одежда соприкасается с волосами на теле. Пятнышки крови. Может, жена находит их на трусах мужа. Может быть, на своих собственных трусиках. Они — приличные люди, выпускники колледжей, жители престижных предместий, покупатели в крупных универмагах, которые знают о мандавошках лишь понаслышке. Но теперь ей понятно, откуда взялась эта чесотка.
Жена вне себя от ярости.
И ни одна жена даже не подозревает, что это — такое же заражение,
Жены верят, но рассуждают примерно так: если сегодня ему все сойдет с рук, завтра он принесет домой герпес. Заразит и ее, и детей. Гонореей. Хламидиями. СПИДом. И они идут к Коре и спрашивают:
— С кем, интересно, мой муж крутит шашни в обеденный перерыв?
Никому из жен не придет в голову обвинять в чем-то Кору. Достаточно лишь посмотреть на нее: на эту прическу, густо политую лаком для волос, на ее жемчужные украшения, на высокие нейлоновые гольфы, на ее брючный костюм. На ее шерстяную кофту, с бумажными салфетками, заткнутыми за рукав. На тарелку с разноцветными карамельками у нее на столе. На доску объявлений у нее над столом, с пришпиленными картинками из комиксов «Домашний цирк».
И все же никто не говорит, что Кора — женщина непривлекательная.
А потом жена видит директора Седлак, с ее ярко-красными ногтями.
Никто не подумал ничего такого, когда начальница вызвала Кору для разговора.
Никто не думал, что дни Коры Рейнольдс сочтены.
Начальница говорит Коре, чтобы та села напротив, с той стороны огромного стола. В кабинете начальницы, с большим окном. Директор Седлак сидит, обрисованная солнечным светом, на фоне автостоянки перед управлением. Делает знак рукой, чтобы Кора придвинулась ближе.
— Мне было непросто решить, — говорит она, — что случилось: то ли весь мой отдел дружно сошел с ума, то ли вы… несколько перестарались.
Никто не знает, как в это мгновение сердце Коры как будто сорвалось и ухнуло вниз с высоты. Она словно оцепенела, застыла. Мы все это делаем: превращаем себя в вещи. Превращаем вещи в себя.
Эти люди — миллионы людей во всем мире, — которые пытаются спасти Бетти. Может, им стоит уже прекратить заниматься всякой ерундой. Может, уже слишком поздно.
И директор Седлак говорит: кукол рвут дети. Так было всегда. Дети, с которыми обращаются плохо, истязают и мучают все, что могут. Каждая жертва найдет себе жертву. Это цикличный процесс. Она говорит:
— По-моему, вам стоит взять отпуск.
Если вам от этого будет легче, считайте, что Кора Рейнольдс — это просто презерватив на сто двадцать фунтов…
Никто не высказывает это вслух. Но этого и не нужно высказывать.
Ей никто не говорит, чтобы она отправлялась домой и готовилась к самому худшему.