Призыв ведьмы. Часть 3
Шрифт:
Слушая её объяснения правил игры, он рассматривал камни, на которых она нацарапаны значки, чтобы можно было различить за какую позицию на доске тот или иной камень отвечает. Удивляясь тому, что она умудрилась сделать это так, чтобы он не заметил.
Правила были достаточно сложными и через несколько ходов стало понятно, что играть можно достаточно долго и ничего общего с теми простыми играми на бумаге, в которые она играла с Миленой и научила домашних детей, нет.
— На меня сегодня налетел Роар, — сказала она, думая над ходом. — Просил
— Нет, я всё ещё против. Но знаешь, — заметил Рэтар, не отрывая взгляда от доски, — мне кажется этот лунь будет очень тяжёлым для меня испытанием.
— Правда? — ведьма посмотрела на него и лукаво приподняла бровь, сделав ход.
— Находится рядом с тобой и не иметь возможности… — он вздохнул.
— Нагрешить? — договорила ведьма и он встретился с ней взглядом.
— Хэла, — ухмыльнулся феран.
— Ты запомнишь, где какие фигуры стоят? — внезапно спросила она.
— Что? — нахмурился Рэтар, глянул на доску, а потом снова на ведьму.
— Да и ладно, — она повела плечом, — будем считать, что для начала ничья, ну или хочешь — я сдалась без боя…
И с этими словами она перебралась через доску, сместив все камни в сторону, забралась к нему на колени, сев сверху. Взгляд её стал невообразимо жгучим.
— Играем в другую игру, — прошептала она. — Сегодня правила будут простые — ты трогаешь меня, а я тебя.
— Что? Хэла… — не понимая ничего попытался возразить Рэтар, но было поздно. Руки ведьмы пошли в наступление и феран, тяжело выдохнув ей в губы, принял правила.
С этой женщиной он и вправду не мог держать себя в руках. Она выворачивала, доводила до исступления, до безумия, уничтожала.
Казалось бы — проще некуда, но после нескольких дней воздержания желание стало слишком острым. И он был уверен, что долго эта мука не продлиться, но Хэла не была бы собой, если бы не делала всё по-особенному. И Рэтар понял, что на самом деле не надеялся на простоту этой игры, и начав на диване, они переместились в кровать, а Хэла всё мучила его и себя не давая дойти до конца.
И уж насколько феран мог похвастаться самообладанием, но с этой женщиной, лучше бы его пожрали хотры, да она сама была дочерью этих загранных тварей, прислужниц Хэнгу. Была. Чтоб его Рэтара — да, и он был от неё без ума.
Опустошённый, он лежал с ней рядом и, обнимая, всё никак не верил в то, что он находится здесь и, что вот что-то подобное происходит именно с ним.
Рэтар ведь никогда не нуждался в этом, никогда так, как сейчас. Её хотел. Всегда хотел. Взгляд её хотел. Голос хриплый, мягкий, и такой невероятный, когда пела. Хотел тепло её тела. Нежность рук. А Хэла была невероятно мягкой, но при этом в ней была эта отчаянная смелость и Рэтар теперь совсем не мог понять, как так случилось, что она, так умеет. Потому что была хрупкой. Такой какой он увидел её в тот раз, когда ведьма напилась и показала себя настоящей.
Феран знал, что тогда она открыла
Когда почти себя унял, пришёл виновник с жалобой на Хэлу, и Рэтар снова взвился. А когда, с трудом успокоившись, смог добраться до ведьмы, хотел попросить прощения, что был резок, хотел поговорить, но нет — она уже поставила весь дом с ног на голову.
В отместку ему, казалось, пила больше мужиков службы и дома, которые сразу же облепили веселящихся серых и домашних, при этом вообще никакого внимания на ферана не обращая.
Роар сообщил о том, что случилось между Гиром и Маржи, и опять Шерга… Пришлось отправить Гнарка искать командира отряда митара и присмотреть за ним, потому что тот мог сорваться и попробовать навредить Шерга. И не навредил бы, скорее всего не смог, а вот последствия были бы для него очень печальными.
И тут Хэла запела очередную песню на разрыв, до боли.
Как же Рэтару порой хотелось перестать слышать в такие моменты, потому что он понимал, что это не просто песни. Он чувствовал, когда ведьма пела, пропуская через себя, когда с болью вытаскивала из себя слова. И был бессилен в такие моменты и это причиняло почти ощутимые физические страдания, и он собирал себя как никогда. А ему хотелось только одного — обнять Хэлу, так вот чтобы стала его частью, и забрать её боль себе.
И когда смог её, уже абсолютно точно нарочно пытавшую его песнями, утащить наверх, она вдруг показала себя без той вечной стены из шуток, силы, яркости, уверенности. Показала слабую, хрупкую, глупую Хэлу… и как же она воткнула в него с проворотом слова, которые Рэтар так от неё хотел услышать, а как услышал, стал сам не свой. Потому что больше она не скажет, а ему оказывается так надо.
Хэла его любила. Он знал, что любила, но не верил, словно, пока она не сказала, этого и вправду не было.
“…пока ты ничего не сказал, всё будет просто…” — вспоминал он её болезненный шёпот.
“И нет, Хэла, не будет. Не было с самого начала, — рвал себя внутри Рэтар. — С самого того момента как утонул в бездне твоих глаз, как пустил тебя ядом внутрь, как душа сцепилась с твоей, потому что кровь тебя позвала, позвала только для меня одного”…
А Хэла продолжала играть. И бездна, и смерть, и грань…
Пробирало так сильно, что Рэтар уже даже и представить себе не мог, что можно было бы ещё придумать и блага богам, что навели её на вот этот заговор, потому что омут этот был немыслимым и безумным — он о себе ничего такого не знал. А сейчас оно лезло изнутри и кажется остановить это он не мог, да и не хотел.
Больше всего изводила игра “меня трогать нельзя”. Это было невыносимо. Не прикасаться, когда она такая красивая, желанная, когда взмокшая, дикая, когда сама не своя и почти на грани… невыносимо же.