Про Дуньку, которую знали все
Шрифт:
Но и на конфетку Крезик не купился, даже ухом не повёл, лежал, странно запрокинув голову набок. Тогда Дунька подошла и легонько подёргала его за обрубок хвоста. Опять никакой реакции. Даже не пошевелился. Тогда она погладила его по морде. Но ни одна мышца пуделя не дрогнула от её ласковых прикосновений. Дунька подняла веко собаки, как это делали соседи, когда она тогда притворилась мёртвой, и в ужасе отпрянула. Крезик был действительно мёртв. Его застывший, безжизненный взгляд прямо-таки сковал Дунькино тело. Она долго не могла сдвинуться с места, будто шерстяные носки прилипли к полу. Хотелось закричать что есть мочи,
Пёс лежал на кухне возле миски, в которую Дунька утром бросила несколько крупных куриных костей. И тут до неё вдруг дошло: подавился! Возле собачьей морды на полу застыла лужица крови. Дыхание перехватило. Заплакать бы – от этого, наверное, стало бы легче. Но слёз не было. И только что-то свернулось горячим тугим комком в груди. Говорила ведь мама: «Не смей давать Крезику эти острые кости!» Но Крезик так просил, такими глазами умолял её! И Дунька, втихаря от мамы, подбросила эти злосчастные кости пуделю.
Склонившись над собакой, нежно погладила крутые завитки его шёрстки и застонала. На душе сделалось так горько, что закружилась голова, и она уткнулась лицом прямо в бездыханный шёлковый бок Крезика. И задрожало, забулькало в груди, как в закипевшем электрическом чайнике…
Очнулась от маминого истошного крика:
– Дунечка! Доченька! Что с тобой?! – Мама отчаянно тормошила Дуньку.
Она открыла затуманенные глаза, подняла голову. Губы скривились, по щекам снова покатились солёные слёзы.
– Мама! Крезик умер! – пролепетала еле слышно.
Мама молча опустилась на колени и прижала к себе Дунькину голову. Дунькина макушка сделалась тёплой и влажной от маминых слёз. Плакать вдвоём было куда приятней.
Потом они завернули Крезика в старое покрывало, вызвали такси и повезли его мягкое безжизненное тело на собачье кладбище. У водителя такси оказалась в багажнике лопата. Он любезно помог им вырыть могилу и даже притащил огромный булыжник, чтобы запомнить место.
В эту ночь Дунька спала не одна, а вместе с мамой. Мама долго гладила её по волосам. Прикосновения её рук были такими нежными, что Дунька тихонько постанывала. Она вдыхала в себя запах маминых духов и вся растворялась в знакомых с детства, но почему-то забытых ощущениях. Мама заснула.
Прислушиваясь к её ровному дыханию, Дунька вдруг содрогнулась от мысли, что мама может так же вот, как Крезик, взять и умереть. Ведь сказала же однажды: «Дунька! Ты когда-нибудь своими выходками доведёшь меня до инфаркта!» Что такое инфаркт, Дунька знала. Это когда сердце разрывается. У соседки, бабы Зои, был инфаркт, от которого она чуть не умерла. Баба Зоя говорила, что случиться такое может от страха, от сильного стресса или переживания. Мама, конечно, за неё, Дуньку, очень переживает. Положит руки на стол, уронит на них голову и плачет.
Раньше слёзы её Дуньке были до фени: побольше поплачет – поменьше пописает. А теперь вот, после смерти Крезика, крепко задумалась.
Случись что с мамой, куда податься? Баба Зоя, конечно, приютит. Но ведь она уже старенькая, даже очень. Тоже умереть может. Всё-таки маму беречь надо и стараться не расстраивать. Язык свой «поганый», как выразилась всё та же баба Зоя, «нужно держать на жёсткой сцепке». Права она: словами, конечно, можно сильно ранить.
Сколько раз её «безотцовщиной» обзывали, пора бы привыкнуть, не обращать внимания. Так нет же – до
А маме она, Дунька, порой сколько гадостей говорит! Как та терпит?! Просто мама у неё очень добрая, что иногда Дуньку даже злит. Вот в магазине, например, маму толкнут, а она ещё и извинится. Почему?! Что за дурная привычка перед всеми заискивать?! Попробуй толкни кто Дуньку!..
Однажды соседка снизу прибежала и давай на маму орать: мол, вы у нас потолок в ванной залили. Ну, было дело… Это Дунька решила вместе с Крезиком в ванне помыться. Тот воспротивился, стал выпрыгивать. Воды на пол много налилось, что уж там говорить. И Дунька вытирать эту воду не стала. Мать, увидев разъярённую соседку, не на шутку испугалась, тут же побежала к ним потолок белилами замазывать. Да ещё денег дала. Зачем?!
И сердиться мама долго не умеет. Стоит Дуньке после ссоры какой-нибудь подойти и положить ей голову на плечо, она тут же по волосам погладит и попросит: «Только больше никогда не делай так, ладно?»
Вообще-то Дунька маму очень даже любит, а грубит… потому что жалеет! Ну нельзя ж такой мямлей быть!
А мысли снова вернулись к Крезику. Теперь никто не будет лизать её голые коленки. Никто не поцелует в ухо, не принесёт к кровати тапки по маминой команде: «Иди, буди Дуняшу!», не позовёт на прогулку, притащив к ногам поводок. Но самое главное – его глаза! Баба Зоя однажды точно подметила: «Не у всякого человека такой добрый и умный взгляд! – и многозначительно добавила: – У Крезика многому поучиться можно!»
Вот уж правда! Скажешь: «Иди спать!» – пойдёт и ляжет на свой коврик у маминой кровати. Велишь: «Принеси миску!» – тут же тащит. Или: «Тихо!» – замрёт, и ни лая, ни звука больше. Как-то Дунька маму сильно расстроила. У той слёзы по щекам покатились. Крезик взвизгнул, прыгнул к маме на диван и давай её слёзы слизывать. Маму, конечно, он лучше слушался и больше любил. Дунька из ревности ему вредила. То уши на голове лентой завяжет, то чесночным духом в морду дыхнёт. А когда мамы не было дома, сама его в губы целовала, что та делать ей категорически запрещала: мол, это всё-таки собака, у неё могут быть глисты. Ну, по поводу глистов Дунька шибко сомневалась, а вот то, что собаки друг у друга под хвостами нюхают – это замечала. И когда Крезик возвращался с прогулки, старательно вытирала ему мокрой тряпкой не только лапы, но и нос.
Мысли стали путаться, рассеиваться в навалившейся дрёме, и Дунька наконец уснула. В эту ночь ей приснился Крезик. Он бегал по ясному лазурному небу с опущенной головой, будто искал кого-то, но почему-то был не чёрным, а ослепительно-белым, как и эти мягкие, словно ватные, облака, которые он так тщательно обнюхивал. Дунька стала звать его. Он услышал, потому что стал крутить головой, прислушиваясь к чему-то. А потом вдруг вылез из-под кровати, но уже не белым, а чёрным. Радостно подпрыгивал, норовя лизнуть в губы. Дунька метнулась в кухню, чтобы угостить его конфетой, но Крезик выпрыгнул в окно. Дунька за ним. Они с Крезиком долго летали по звёздному небу, не чувствуя тяжести своих тел, были лёгкими, как пушинки. И даже могли перепрыгивать с крыши одной пятиэтажки на другую. И это Дуньку почему-то нисколько не удивляло. Наоборот, от восторга захватывало дух.