Про ЛЮБОff/on
Шрифт:
— Тоже правильно. Все-таки они все стучат.
— Ага.
— Тебе массажист не нужен? Клевый!
— Нужен.
— Он делает аюрведический массаж.
— Это как?
— Скраб сначала, потом массаж и растяжка.
— Как тайский?
— Ну, такое — все вместе.
— Мне надо стол купить.
— Ольга купила. За тринадцать тысяч. Он там с подогревом, весь электрический, какие-то валики, еще чего-то.
— Клево.
— Ага. Я возьму у нее адрес.
— Возьми.
— Ну, ладно, заберешь
— Окей.
Я взял Дашу, и мы поехали к Толику на шашлык.
Зима наконец-то закончилась. От нее остались только грязные разводы на когда-то белоснежном фасаде Толикова дома. И утренние морозы.
Пили виски. Пить на улице хорошо тем, что можно выпить много.
И свежий воздух — полезно.
Пели караоке. Я спел всего одну песню — «Орел». Но с душой.
Даша не пела.
Она пила вино и болтала с девушками. Надеюсь, мне не придется нести ее на себе.
В машине начали целоваться. Наверняка утром буду жалеть.
Поднялись к Даше домой.
Она сварила отвратительные пельмени.
Я все их съел.
После длительного препирательства я лег спать в комнате ее подруги.
Когда я проснулся и открыл глаза, то сначала испугался.
Рядом с моей тяжелой гудящей головой лежало несколько розовых подушек-сердечек. На окне стояла нарядная кукла в золотой короне. Одеяло было с кружевами.
Гнетущая тишина давила на уши.
Я подумал, что я в раю. Может, я умер? И это ад? Хотя все указывало на то, что это скорее рай. Для девочек.
Тогда где они?
Открылась дверь, и появилась Даша.
Слава богу, я не умер.
Я искренне обрадовался Даше, и она это оценила.
Утренний секс — обычно лучшее, что случается за весь день. Если, конечно, это — хороший секс.
Но самый главный его плюс в том, что ты думаешь: если уж утро началось так прекрасно, то каков будет день! Обманчивое ожидание.
И сердце прыгает в груди, как мячик во время игры в пинг-понг.
Не вовремя приехала Дашина подруга. И сразу уехала.
На какое-то мгновение мне захотелось остаться в этой комнате навсегда.
Но я не мог. Этот рай был для девочек.
— Да?
— Привет, Валь.
— Привет, моя дорогая. А я как раз собиралась тебе звонить.
— Да?
— Помнишь, тот мужик, который тебе понравился в ресторане?
— Конечно, помню. Разве его можно забыть?
— Это Сашкин знакомый. Если хочешь, он может организовать совместный ужин. И ты как бы случайно появишься.
— Неплохо.
— Правда, Сашка сказал, что он — альфонс.
— Да? Ну тогда я ему точно понравлюсь.
— Ха-ха. Значит, договариваюсь?
— Давай. Только прямо на ближайшие дни, а то я потом в горы улечу.
— Может,
— Ха-ха.
— Ну ладно. Позвоню.
— Целую. Слушай, а ты его помнишь? Он ведь и вправду симпатичный?
— Да он офигительный!
— Ну, клево. А то я думаю, может, я просто много выпила?
— Нет-нет-нет. Он — супер!
— Ну ладно.
— И у него, кстати, все друзья клевые.
— Окей!
Если бы моя акула была просто ленивая, она бы не носилась по аквариуму как атомная подводная лодка. Значит, это не лень. Никакого другого объяснения тому, что эти несчастные разноцветные рыбешки еще живы, я найти не мог.
Зашел Димка.
— Слушай, у Зюганова в кабинете портрет Пушкина висит. А ты кого собираешься повесить?
— Мы — за развитой социализм. Мы…
— Брежнева, что ли?
— Брежневым у Ярослава все стены обвешаны и еще на потолке портрет.
— Да, я видел. С нимбом.
— Поэтому у меня будет Ленин.
— Патриотично. И без всякого намека на левый радикализм.
— Энди Уорхолла. У него есть два: один с голубой бородой, другой с красной. Как думаешь, какой лучше?
— С голубой как-то… Тоже, конечно, позиция. И электорат дополнительный подтянется…
— Да, но братву потеряем. Поэтому пусть Ленин будет с красной бородой.
— Аминь.
— Узнай, можно его купить?
— На последнем «Сотби» Уорхолл ушел за десять с половиной. Не помню, чей портрет.
— На правое дело денег не жалко.
— А может, Мэрилин Монро? Мне нравится.
— Вась, мы же не студия звукозаписи! Посерьезней, пожалуйста, с идеологией.
Димка подошел к аквариуму.
— Все филонит?
— Ну да.
— Может, это не акула?
— Акула. Я уже сам проверил. Танька какого-то профессора вызывала.
— Может, болеет?
— Нет, здорова.
— Тогда, наверное, просто дура.
— Посмотрим.
Мы собрали заседание штаба и утвердили характеристики в Центризбирком. В них на каждого кандидата от нашей партии было четко выверенное и со всеми согласованное количество хвалебных слов. И каждый из кандидатов ревниво следил за тем, чтобы другого не похвалили больше.
Утверждение бюллетеня заняло часа два. Причем большую часть совещания Брежнев провел в истерике.
Это был День работников уголовно-исполнительной системы. Я позвонил Мишане и сказал, что заеду за подарком для министра юстиции. Интересно, что он ему подберет? Платиновые наручники? Или ограничится запонками?
Заседание закончилось, и в моем кабинете остались только Лена и Димка.
— Завтра бюллетень будет в Центризбиркоме, — объявила Лена. Она сидела на моем диване и покачивала ногой.