Про людей и звездей
Шрифт:
Абсент с аспирином
Кое-как разлепив склеенные тушью ресницы, редактор отдела светской хроники газеты «Бытие» Уля Асеева хрипло выматерилась:
– Вот суки, твою мать! «Супертушь»! «Профессиональная косметика»! Я вам этот тюбик в задницу забью…
Сев на кровати, Уля тряхнула головой и застонала. Что же она вчера пила? Ага, сначала шампанское, потом виски без содовой, причем бутылку они уговорили на двоих, а потом… ну этот, который из полыни… зеленый, еще перед столиком официант прямо в рюмку сахар расплавленный капал…
– Абсент, – наконец вспомнила Уля, но легче не стало.
Мозги, казалось, превратились в десяток металлических шариков (такие
– Надо аспирину выпить, что ли, – самой себе порекомендовала Уля и, по-старушечьи шаркая ногами, поплелась на кухню.
На пороге ее чуть не стошнило. Гора немытой посуды воняла протухшим маслом от шпрот и остатками коктейля из морепродуктов, в блюдцах, чайных чашках и отвалившейся от пудреницы крышке корчились бычки от «Парламента».
– Ну и срач, твою мать! – справедливо заметила Уля и глянула на запястье, где тикал подарок шефа – крошечные часики с алмазной крошкой вокруг циферблата. – Опять опаздываю. Ладно, завтра Оксанка приедет – уберет.
Запив аспирин зеленым чаем и выкурив сигарету (бычок присоседился к уже успевшим окоченеть «браткам» в банке из-под крабов), Уля занялась собой. Смывание вчерашней косметики заняло куда больше времени, чем наложение новой. Четыре выверенных, четких движения – и небольшие серые глаза в черных жирных «стрелках» на верхних и нижних веках глянули на мир жестко и вызывающе. Так, теперь тени цвета меди, а на губы – морковная помада. То, что в этом сезоне визажист прописал! Боевым раскрасом звезда светской хроники добавила к своим двадцати пяти лет десять, но «носить лицо без грима» в Улином понимании было еще более неприлично, чем, скажем, зайти в «Макдоналдс».
Она с удовольствием поедала всякие биг-маки и филе-о-фиши, но только если их кто-то приносил прямо в редакцию. Не гнушалась редакторша и лапшой «Ролтон», порошковым картофельным пюре, куриным супом из пакетика. Однако лицезреть, как Уля Асеева поглощает эту плебейскую пищу, могли только те, с кем она трудилась бок о бок. Для всех остальных: для обитателей мира шоу-бизнеса, коллег-журналюг из других изданий и уж тем более для широких читательских масс – Уля питается только в лучших ресторанах или, на худой конец, заказывает себе оттуда обеды и ужины с доставкой на дом или к месту службы.
Скомпрометировавшую себя тушь Уля использовать не стала – брезгливо взяла тюбик длинными наращенными ногтями и бросила на дно сумки. Сегодня она заглянет в парфюмерный бутик, где купила эту дрянь, и устроит такой скандал, пообещает такую антирекламу, что администрация сочтет за благо отдать ей бесплатно полмагазина.
Так, теперь что надеть? Уля оглядела комнату, по которой были разбросаны вещи. На платье – в нем она вчера отрывалась в «Кристалле» – огромное пятно то ли от виски, то ли от кофе. Неужели вообще не отстирается? Надо сказать Оксанке – пусть в химчистку оттащит. Сарафан мятый… О, она наденет брючный костюмчик, купленный во время последней командировки в Милан! Короткие брючки и кофточка до пупа яркой цветочной расцветки напоминают пижаму, но мысль о таком предназначении двух тряпочек, обошедшихся Улиному кошельку в 400 евро, может прийти в голову только неискушенному в моде, да и вообще в роскошной жизни «быдлу» – так незатейливо Уля именовала всех, кто за продуктами ходит на рынок, одевается в российское и китайское шмотье и ездит на метро. Сама она в подземку не спускалась уже года три. Когда кто-то предлагал Асеевой добраться до места очередной тусовки на метро («Через десять минут на месте будем, а на машине час в пробках простоим!»), редактор в ужасе округляла глаза: «Я – в метро?! С этими вонючими баранами?!»
До недавнего времени Уля ездила на случайных тачках. Просто подходила к ближайшей проезжей части и вытягивала пухлую ручку с неимоверной длины ногтями. Но пару месяцев назад звезда светской хроники обзавелась личным таксистом. Утром Юрик подъезжал к дому Асеевой и отвозил ее на службу, а вечером или в течение дня, когда ей требовалось переместить свое тело в какую-то точку Москвы (по личной, а не редакционной надобности), Уля вызывала водилу по телефону.
Асеева провела ладонями по мощному бюсту, повернулась в профиль, потом еще на 90 градусов – так, чтобы в зеркале отразился зад. Эту часть тела, вывернув шею, она рассматривала долго – дольше, чем рисовала физиономию.
– И эти штаны морщат, блин, – расстроенно обронила Уля. – Ну что за жопа такая? Качаюсь, качаюсь в этих фитнес-центрах – и ни фига!
Филейная часть и впрямь требовала серьезной коррекции, и превратить ее треугольную форму (основание – в области талии, а боковые стороны сходятся внизу, образуя подобие куриной гузки) в вожделенный «орешек» или хотя бы в «грушу» посредством гимнастики было делом безнадежным.
«Может, попросить Толю Баксова, чтоб свел меня со своим пластическим хирургом? – в очередной раз попытала саму себя Уля. – Ему вон сколько раз жир откачивали, талию делали… А мне пусть с одного места уберут, а в другое – мой же жир и закачают!»
Уля опять глянула на часики и ойкнула. Без двадцати десять! А сегодня понедельник. В десять общередакционная летучка. Опоздаешь хоть на минуту, шеф будет орать как резаный.
Из подъезда Уля вылетела пулей.
– Давай быстрей! – не ответив на приветствие, скомандовала она Юрику. – Если опоздаю к десяти, хрен бабки получишь! А успеем – сверху пятьсот. Нет, пятьсот много, тебе и двести хватит.
Уля, хоть и слыла девушкой прижимистой, однако когда речь заходила о вещах жизненно важных, не скупилась. Хотя бы на обещания.
– У киоска тормозим? – оглянулся через плечо водила, когда они выехали на Ленинградку.
– Какой киоск? Охерел совсем?! Гони!
Через десять минут Уля горько пожалела, что Юрик не тормознул по традиции у газетного киоска и не купил для нее свежие номера двух заклятых конкурентов «Бытия» – «Молодежной истины» и «Столичного авангарда». Если б купил, она бы успела что-то придумать, предпринять, позвонить кому надо. Сколько раз так бывало: вставят конкуренты Улиному отделу фитиль – нароют какую-нибудь светскую сенсацию, о которой Асеева ни сном ни духом, шеф только приготовится изрыгать матерщину и молотить волосатыми кулаками по столу, а Уля, преданно глядя ему в глаза, карамельным голоском да нараспев: «Алиджан Абдуллаевич, да я про все это сто лет наза-а-ад зна-а-ла! Только кому этот или эта (далее следовала фамилия звезды с нелестными для нее характеристиками) нужен (нужна)? Кто про него (нее) помнит? Пусть «Истина» тухлятиной из десятого эшелона пробавляется, раз им больше ставить нечего. У меня «бомба» покруче будет!»
Надо сказать, подобный прием проходил не всегда. Если «прокладка» про отсутствие интереса у «пипла» к обозначенной в номере конкурентов персоне не прокатывала, шеф орал так, что тряслись его сизые брыли и тонкие редакционные перегородки: «Тварь! Проститутка! За что я тебе бабки плачу? За то, что тут своими сиськами трясешь?! Вон отсюда, падаль поганая!»
А сегодня Уля даже подготовиться не успела. Истерический крик Габаритова она услышала, когда поднималась, перескакивая через две ступеньки – и это на каблуках высотой в девять сантиметров! – на второй этаж.