Про шакалов и волков
Шрифт:
И теперь главной проблемой для антитеррористического штаба становилась угроза выжившего в перевернутом джипе Грунова — взорвать на этот раз жилой дом.
Пал-Пал выбрался из перевернутой машины и выволок сына, у которого, похоже, была сломана нога. Виктор не кричал и даже старался идти за отцом, держась за его пиджак: шок еще не прошел. Водитель и Джон Валынский были мертвы. Грунов решил, что мертвы, едва взглянув на подельников. У обоих были окровавлены лица, оба находились без сознания. А значит, двигаться и быть полезными Грунову они не могли. И следовательно,
— Итак, генерал, вы осмелились сделать это! — прорычал террорист. — Теперь все будет гораздо страшнее, Крутой. Жилой дом — это вам не подвал с книжонками.
— Угомонись, Грунов. Сейчас мы отключим твой телефон так же, как отключили рацию. Ты все-таки поразительно самонадеян.
Пал-Пал расхохотался:
— Черта с два! Потеряв со мной связь, мои люди приведут приговор в исполнение по умолчанию.
Тут Виктор стал метаться и сильно кричать, схватившись за ногу. Грунов, лицо которого конвульсивно подергивалось, отошел от дерева, пытаясь услышать то, что тихо и спокойно говорил Крутой.
— …и твои люди также обречены. Самолетик, к которому ты прорываешься, окружен нашими бойцами. Если хочешь сохранить жизнь своему сыну, не двигайся и жди, сложив оружие.
— Блеф! Обычное чиновничье вранье! Никакого самолета вы не блокировали и ко мне приблизиться не осмелитесь. Вы боитесь, боитесь! — взвыл Грунов. — Не за людей, которые погибнут в своих квартирах, а за свои погоны, должности, сладкую житуху!
— Ну, житуха-то не Бог весть какая сладкая, учитывая работу со всяким… — Генерал вздохнул, не осмелившись сказать слова «отребье».
Подрывник действительно не был найден, и угроза мерзавца могла оказаться не пустым звуком. Поняв, что Грунов прорывается к Клямовскому водохранилищу, где находится частная база спортивных самолетов и вертолетов, ФСБ окружило маленький аэродром, чтобы начать досмотр всех летательных средств. Но осуществленная угроза — взрыв на Маросейке связывал руки силовикам.
Допрос миллиардерши Гладкой, которая находилась под медицинской опекой личного врача и была очень слаба, ничего не дал. Марта Матвеевна, лежа в постели, уверяла, что никакой группы телохранителей или приближенных к Грунову лиц в ее доме отродясь не бывало.
— Мои финансовые возможности, увы, не безграничны, и потом, я же не шейх и не политик! Я просто боюсь хулиганов. А Пал-Пал… — старушка начала плакать, скривив пухлое личико.
Алина Вятская наполнила шприц и сделала любимой хозяйке укол успокоительного. Доктор Кацински выехал спешно в американское посольство за препаратами, доставленными еще днем из-за океана. В них экстренно нуждалась Гладкая. Когда Марта Матвеевна успокоилась и прикрылась стеганым одеялом до бровей, Алина махнула следователю рукой, выходя из будуара. Личные покои Гладкой иначе назвать было невозможно из-за вычурной мебели в стиле рококо с его завитушками, гнутыми ножками и множеством мелких деталей. Конечно, тут во множестве присутствовали розовые и золотистые подушечки, пуфики, многослойные шторы, салфетки и масса слащавых статуэток.
Прикрыв дверь в будуар, Вятская сказала:
— Что теперь скрывать? У Марты рак горла. Она… — Алина вдруг разрыдалась неистово и громко. Но также неожиданно прервала истерику. — Она обречена…
Переодетая в шерстяной брючный костюм и сделавшая строгую прическу-пучок, Вятская выглядела предельно сосредоточенной и серьезной. В ней не было и тени экстравагантности, которая многих покоробила на поэтическом вечере. Но и от нее следователям не удалось узнать ничего толкового. Оставалось руками развести — как под носом двух неглупых женщин проворачивал свои дьявольские дела Грунов.
В то время, когда Люша говорила с Дедимом по телефону, к силовикам пришла информация о брошенной в Армянском переулке машине врача
Гладкой. Кинулись в американское посольство, но ни о каком враче и препаратах там слыхом не слыхивали. Посол был в ярости. Он лично довез на своей машине миллиардершу с Замазина до Остоженки, выразил ей свое искреннее сочувствие и негодование и теперь напряженно ждал информации от ФСБ. И что же?! Очередной приближенный Гладкой исчез под носом силовиков, и где теперь искать этого Кацински, злодея или жертву — непонятно!
— Димитриев на связи, Глеб Глебович! — влетел в кабинет Крутого Мягкий. — Он утверждает, что именно Кацински похитил его жену. Точные приметы дал старший сын Дедима.
Генерал Крутой — осунувшийся, с желтыми мешками под глазами, в расстегнутой рубашке и сдвинутом на бок галстуке — замахал на подчиненного.
— Где раньше он был, твой Дедим?! Вернее, грех так говорить… МЫ где были? Где?! Какие еще машины есть у этой Марты, на чем он мог скрыться, с кем?
— Димитриев утверждает, что нам нужно выслушать эту частную сыщицу Шатову.
Крутой подскочил на месте:
— Опять бабьи дела?! Может, еще и младенцев Димитриева к расследованию подключим?
Он грузно обвалился в кресло и обреченно кивнул:
— Давай эту Шатову. Может, она волшебница. Ни на что иное, как я вижу, нам рассчитывать не приходится.
Через минуту за Юлией выехала машина с бойцами спецназа, и в это же время к Крутому вошел главный в его ведомстве эксперт-криминалист. Лицо у него было неестественно возбужденным. Он облизывал пересохшие губы и пытался рукой присмирить вздыбленный хохолок на макушке. Руки его, держащие листки, тряслись.
— Глеб Глебович, я, конечно, понимаю, что всякое в жизни случается, но такое… Это, простите, уже не из области науки. Это не в моей компетенции.
Крутой откинулся на кресле, вперив округлившиеся глаза в подчиненного, который никогда не отличался импульсивностью. Криминалист разложил листки с отпечатками пальцев перед Крутым.
— Димитриев, выбравшись из особняка, сразу передал нам отпечатки пальцев, которые он умудрился снять с бутылок, из которых пили американцы. — Криминалист поерзал на стуле и снова облизал пересохшие губы.